Жан-Мишель Риу - Тайна Шампольона

Ученые и военные начали сталкиваться друг с другом во внутренних сражениях, которые лишь больше ослабляли наши позиции. И чем сильнее падало настроение, тем ожесточеннее разгорались ссоры. Эта адская спираль начала виться после отъезда Бонапарта. С тех пор солдаты стали считать себя вправе говорить все, что они думают об ученых, а последние отказывались выносить солдатский сарказм и злословие.

— Они считают нас лишними ртами!..

Ученый Талльен [133] Жан-Ламбер Талльен (1767–1820) — экономист, бывший депутат Конвента и Совета Пятисот. Сопровождал Наполеона в Египет, член Института Египта. На пути обратно во Францию был взят в плен англичанами. раздражался тем больше, чем больше не покладая рук работал над административной реорганизацией Египта.

— Считать баранов и есть их мясо — это разные вещи! На-ка, получи. Вот! Прямо в лоб!

Один кавалерийский офицер ударил Талльена ладонью…

Дело дошло до генерала Клебера, который ничего не смог поделать…

Нам всем пора было во Францию. И если ученые еще могли хоть как-то обосновать свое присутствие здесь, то армия не видела в этом никакого интереса и рассуждала следующим образом: экспедиция имела целью послужить Бонапарту, но что делать здесь после того, как он покинул Египет? Логично.

Клебер к этому добавлял: «Несмотря на обещания, Бонапарт никогда не вернется! Экспедиция развалилась, а солдаты мечтают вернуться домой». Об этом говорили. Возмущались. То тут, то там грозили бунтом… Бездействие и праздность — абсолютные пороки. Арабские женщины, которых некоторые покупали себе, дабы скрасить одиночество, только усугубляли отсутствие их собственных Сюзон, Маргарит и Мадлен, которых стало так не хватать, что сердца буквально раздирало на части.

Войска хотя и жаловались, но все еще продолжали повиноваться, и приказ не изменился: удерживать Египет. Что касается ученых, то они считали, что не должны получать приказы. Они говорили, что их миссия выполнена. Этот тонкий нюанс позволял им утверждать, что их работа закончена. Таким образом, они были вольны возвращаться во Францию и постоянно цитировали одно из последних пожеланий Бонапарта, переданное Клеберу: после возвращения ученых из Верхнего Египта их общая отправка домой должна быть организована незамедлительно.

— Я посчитал, мы все здесь… Значит, мы уезжаем! — воскликнул Виллото, [134] Гийом-Андре Виллото (1759–1839) — музыкант и музыковед. В Египте занимался изучением арабской музыки, собрал большую коллекцию экзотических музыкальных инструментов. музыкант и певец.

Это было логично, как теорема, но прежде, чем высказать свое мнение, я решил побеседовать с Фаросом, который тоже склонялся к отъезду.

— Если не считать чумы, офтальмии, которая нас ослепляет, кишечных болезней, харканья кровью и отвратительного настроения солдат, что мы выигрываем, оставаясь в Египте?

Не зная Верхнего Египта, он не мог понять всего того, что еще предстояло найти. Но когда я пытался ему об этом рассказать, он резко обрывал меня:

— Чего нам не хватает в наших альбомах для рисования? Очередного амулета, коллекции идолов, неповрежденного саркофага?

— Ключ, Фарос. У нас нет ключа…

— Ты надеешься вот так просто на него наткнуться? Ах, нет!.. Я знаю. Поднимаясь по дороге Сфинксов в Бибан-эль-Молуке, [135] Бибан-эль-Молук («Врата Царей») — ущелье на западном берегу Нила близ Фив, где фараоны XVIII династии начали высекать гробницы в скалах. ты на него возьмешь и случайно наступишь!

Он упоминал место, где находились гробницы фараонов, о которых я ему с таким волнением рассказывал. Фарос просто насмехался надо мной. Я очень сухо отвечал:

— А ты? Что ты нашел на Розеттском камне? Твой компас и твои часы уже подсказали тебе, где находится буква «И» из слова «идиот»?

Фарос расхохотался, прекратив таким образом нашу словесную дуэль:

— Как жаль, что с нами нет Моргана, — он разрешил бы этот спор!

— Я придерживаюсь того же мнения. Выпьем за его здоровье!

Но двух-трех стаканов водки, которые послужили нам, дабы мы вспомнили нашего друга, не хватило, чтобы успокоить упрямца Фароса. Его тезис — возвращение — был высказан следующим образом:

— Ключ, который позволит нам расшифровать письменность фараонов, — это Розеттский камень, ибо мы знаем, что текст, написанный на греческом, является переводом с древнеегипетского. Что еще нам нужно? Ничего. Зачем искать то, что у нас и так уже есть?