Джон Карр - Тот же самый страх

После борьбы с собой полковник Торнтон повернулся к мистеру Хордеру. Тот провел на полу линию мелом.

– Мистер Хордер, – полковник поклонился, однако видно было, что Хордер не стал для него симпатичнее, – я заблуждался в отношении вас. Сражаться рядом с вами – большая честь для меня. Позвольте предложить вам на выбор одну из моих шпаг.

– Это для меня, сэр, большая честь сражаться с вами, – маслянисто улыбаясь, отвечал Хордер.

Полковник Торнтон отступил в сторону, мистер Хордер выбрал шпагу– Союзники отсалютовали друг другу; клинки, взметнувшиеся вверх, сверкнули в свете ламп. Оба принялись стаскивать с себя верхнюю одежду и швырять ее на канаты.

Филип, надев перчатки, сел на скамью рядом с Джен-нифер.

– Фил!

– Все в порядке, – прошептал он, обнимая ее за плечи. – Все хорошо.

– Ничего подобного, Фил! Зачем? Зачем тебе все это? Ведь ты был уже в безопасности, еще чуть-чуть и…

– Дженни, – тихо перебил он, – неужели ты не понимаешь: я поступил так нарочно, я не полный осел.

– Но…

– Во-первых, я не могу ждать. Если два фехтовальщика дерутся сообща и вместе делают выпады, они скоро прикончат меня. Но те двое не могут драться вместе: они ненавидят друг друга. Каждый будет драться в своей манере и мешать другому.

На мне плотная кожаная куртка – она защитит меня от легких уколов. Перчатки набиты войлоком, а не соломой, около восьми унций – в них я продержусь. Напрасно герцог Йоркский напомнил им про ноги. Их защищать мне будет тяжелее всего… Дженни!

Дженнифер поняла: он готовится признаться в чем-то важном.

– Вчера утром я рассказал тебе не все, что мне известно о фехтовании.

– Значит, ты все же владеешь шпагой?

– Нет, никогда в руке не держал. Я сказал тебе правду. Зато я часто наблюдал за поединками. Мне нравится, как движутся фехтовальщики, мне нравятся их скорость, ловкость, легкость. Мальчиком я представлял: именно таким должен быть бокс. – Он убрал руку с плеча Дженнифер и посмотрел на свои перчатки. – Но божество по имени публика не нуждается в красивом бое. Она жаждет крови. А поскольку моя жена в прошлой жизни изводила меня разговорами о деньгах и грызла за неспособность их добыть, я поневоле превратился в мясника, который зарабатывает на пропитание примитивным мордобоем.

Теперь ты понимаешь, почему я ненавижу свое ремесло? Всякий раз, как я отвешивал мощный удар, я бил «толпу». Всякий раз, как я отправлял противника в нокаут и видел, как он бессильно валится на канаты, я бил «толпу». Мои теперешние противники для меня та же «толпа». Что такое чемпион, Дженни? Это человек, победивший «толпу». – Побледнев, он вскочил на ноги.

– Фил! – позвала Дженнифер. – Не теряй головы! Ты не должен…

– Лорд Гленарвон! – произнес голос с возвышения.

– Да, ваше королевское высочество?

– На моих часах почти четыре. Ваши противники готовы. А вы?

– Готов, сэр!

Пролезая под канатами, Филип обернулся и улыбнулся Дженнифер.

– Помолись за меня, любимая, – сказал он. – Меня ждет тяжелый бой.

Дженнифер зажмурилась и откинула голову на спинку скамьи. Она не увидела первого выпада и мощного ответного удара.

Перед ее глазами проплывали картины из прошлого – точнее, будущего. Фонари высветили противоположный угол церковного зала. Он заблестел красным, желтым, синим и малиновым – переливались разноцветные ромбы на окнах. Стали видны сгнившие стенные панели, покрытые слоем грязи.

И вдруг каким-то чудом зал превратился в ее церковь, церковь, которую она знала с детства. Она принадлежала какой-то другой, раскольничьей протестантской секте; несмотря на голос отца, слышный за шуршанием газеты, она так и не поняла, о какой секте идет речь.

Однако Дженнифер явственно видела призрачную паству, стоящую в зале, в котором сейчас очертили боксерский ринг. Она слышала, как скрипят половицы под ногами пастора за ее спиной. Призрачная паства встала, с шумом раскрыла молитвенники, и все запели под хрипящие звуки органа.

«Веди нас, Божественный свет!» Это был гимн. Пропев гимн, все сели, подняв еще больше шума. Проповедник откашлялся. Что он собирается делать: молиться или читать проповедь?

Нет. Кто-то попросил ее, Дженни Бэрд, прочесть молитву.

Ее губы беззвучно задвигались.

«Господи, – дрожа, просила она, – выведи нас из клетки, в которой мы очутились! Верни нас в наше пространство и время! Освободи от этой грязи, и жестокости, и высокомерия. Разве не слышал ты всего минуту назад, как худшего из людей назвали достойным, потому что он внук герцога, – и никто не засмеялся и даже не улыбнулся?