Джон Карр - Тот же самый страх

Он невольно опустил голову. Глаза Хлорис слишком живо напоминали ему о том, что произошло между ними в карете, по пути в Карлтон-Хаус. Видит Бог, его законная супруга – настоящая красавица!

Против его воли он вернулся мыслями к недавнему прошлому.

Они с Хлорис были одни, если не считать кучера на козлах и двух лакеев на запятках. Повсюду пахло грязью, даже внутри обитой бархатом коробки. Дождливой и туманной ночью Хилл-стрит и площадь Беркли, казалось, перенеслись в сельскую глубинку.

Окованные железом колеса глухо ударили по булыжникам: Филип качнулся и прислонился к правому окошку. Мимо него промелькнул освещенный фасад Ланздаун-Хаус, выходивший на Пикадилли.

– Итак! – подала голос Хлорис из противоположного угла. – Значит, ты вообразил, будто влюблен в эту провинциальную дурочку?

Он промолчал.

– Филип, ты слышишь меня? Я спросила, неужели ты вообразил…

– Никакого «вообразил», дорогая моя. Я действительно влюблен в нее.

Хлорис не умела скрывать своих чувств: ярость словно окутала ее облаком, как приторный аромат ее духов. Однако она не заявила со своей всегдашней прямотой, что ей хочется разбить Дженнифер нос, а лишь провела по губам длинным веером из страусовых перьев.

– Не скрою, ты меня удивил… Что ж, желаю удачи! Но подумай… благоразумно ли ты поступаешь?

– Благоразумно ли?..

– Принимая во внимание твое слабое здоровье и то, что сердце может в любую минуту не выдержать…

На Пикадилли протрубил рожок: «Та-та-та!» Мимо них с грохотом промчалось что-то темное, огромное – скорее всего, почтовая карета. Когда они завернули на Сент-Джеймс-стрит и дорога пошла под уклон, стало светлее. Почти за каждым окном, занавешенным красными шторами, горел свет. Справа и слева несли портшезы, за которыми семенили факельщики; факелы, шипя и плюясь искрами, как будто раздвигали завесу дождя.

– Раз и навсегда, – отрывисто заявил Филип, – прекрати болтать о моем якобы слабом здоровье. С моим сердцем все в порядке – и всегда было.

– Лжец, – прошептала Хлорис из-за веера.

– Лжец, мадам? – повторил Филип. Отшвырнув веер, он сжал ее плечи под винно-красной мантильей. – Будь у меня слабое здоровье, я не побил бы вчера Джексона! А сегодня сбросил вашего драгоценного полковника с лестницы – и готов встретиться с ним на любых условиях, какие он выберет!

– Но…

Тут Филипа осенило.

– Последние два года я, по некоторым причинам, изображал инвалида и фата. Но теперь все, Хлорис. Провались все пропадом, все кончилось сегодня! Возможно, ты разочарована…

– Разочарована? – переспросила Хлорис, не спуская с него взгляда.

– Да! Перед тобой другой человек, придется тебе смириться с переменой. А тем временем…

А тем временем карета повернула влево, на Пэлл-Мэлл, обсаженную деревьями. Здесь было больше портшезов; в голову Филипа закралось смутное воспоминание: еще несколько лет – и портшезы исчезнут, сменившись более удобными наемными экипажами. Однако времени на отвлеченные размышления у него почти не оставалось.

Повинуясь какому-то непонятному капризу, Хлорис вдруг прильнула к нему, и он обнял ее.

– А тем временем, – страстно прошептала Хлорис, прерывисто дыша, – мы слишком близко к Карлтон-Хаус, чтобы… – Она хихикнула. – Но если ты обещаешь не мять мне платье, я не стану возражать, если ты меня поцелуешь.

«Осторожно! – прозвенел тихий, но четкий голос у него в голове. – Берегись, идиот, или навлечешь на себя страшную беду!»

Он не послушался внутреннего голоса. Он был всего-навсего человеком, как и все мы. Он потянулся к ней губами. А Хлорис проявила себя такой опытной в искусстве поцелуев, что он пришел в себя лишь через несколько мгновений.

– О, какой ужас! – прошептала Хлорис. – Пожалуйста, задери на мне платье… Прошу тебя…

– Поберегись! – послышался снаружи низкий певучий бас.

Справа на них хлынул яркий свет – вдоль всего фасада длинного каменного дома с довольно маленькими окошками были развешаны факелы. Карета въехала в портик, и копыта лошадей зацокали глуше.

Филип, освободившись, торопливо выглянул из правого и левого окошка.

Слева от него, за портиком и открытой колоннадой, вверх уходил холм, по которому тянулась улочка, точнее, мрачный тупичок, cul-de-sac, называемый Сент-Олбен-стрит. В голове у Филипа вновь что-то забрезжило: Риджент-стрит еще нет в помине.

Справа от него, там, где следовало находиться площади Ватерлоо, неверное пламя факелов освещало фасад дворца Карлтон-Хаус. Он казался низким из-за того, что был выстроен террасой, и три его этажа, спускаясь вниз, выходили сзади в огромный парк. Филипа снова как будто ударило током. В какую старину его занесло! Он с трудом выпрямился на сиденье.