Судья поспешил к слугам и остававшейся с ними девушке.
— Немедленно карету сюда! — приказал он Джеку.
Другой лакей, Том, должен был помогать Мэлори. Мэлори уже не один год верой и правдой служил Трелони. Какое же несчастье, что его верный слуга стал жертвой бесстрашия и отчасти легкомыслия. Похоже, бедняга и сам понимал последствия произошедшего, и лучше всего об этом говорил его полный мольбы взгляд.
— Нога… — лепетал он. — Моя нога… Не дай Бог, ее отрежут… Не хочу… Не хочу…
Трелони искренне сочувствовал камердинеру, но не знал, как его утешить.
— Не волнуйся, что бы с тобой ни случилось, ты останешься у меня, — заявил он.
И ничуть не кривил душой: Мэлори служил ему не за страх, а за совесть, а верный слуга — всегда редкость. А сколько раз Мэлори охранял сэра Трелони, устраиваясь на ночь в его спальне с оружием в руках, рискуя при этом жизнью?
Сэр Орландо и Том осторожно подняли пострадавшего и отнесли к карете. Дверца была узкой, и Мэлори пришлось согнуть ноги. Невыразимые муки были написаны на его лице, а сам он трясся от страха и боли как осиновый лист.
— Где мы? — осведомился сэр Орландо у своего кучера.
— У Холборна, милорд.
— Ладно, поезжай к Ньюгейту, а оттуда сверни в Патерностер-роу. Остановишься возле дома, где живет лекарь Риджуэй.
Поездка по неровной обледенелой мостовой вылилась в настоящую пытку для раненого Мэлори. Он был не в силах сдерживать слезы. Трелони все время пытался успокоить его. Сидевшая на передней скамье девушка не проронила ни слова.
Ньюгейт — городские ворота — служил одновременно и тюрьмой. В этот поздний час массивные створы уже были на запоре. Лакей, прихватив факел, отправился к стражникам. Тем явно не хотелось покидать натопленную каморку и выбираться на холод. Впрочем, узнав карету судьи, они тут же сменили гнев на милость.
— Я должен заявить о совершенном преступлении, — официально произнес Трелони. — Отправляйтесь и разыщите констебля Фаррингтона, именно он отвечает за Смитфилд. Скажите ему, что на Кок-лейн совершено убийство, застрелена женщина. Он должен срочно идти туда и дожидаться моего прибытия. Я буду там как только смогу.
— Слушаюсь, милорд, — ответил один из стражников, хотя его явно не прельщало отправляться на розыски констебля, который тоже будет не в восторге от предстоящей миссии — торчать подле трупа в пургу.
Карета судьи поехала через ворота дальше. И снова возобновились муки Мэлори — разболтанные рессоры делали свое дело. Некоторое время они ехали вдоль Уорвик-лейн, после чего свернули в Патерностер-роу и наконец остановились у дома, где проживал лекарь. Окна были темны — по-видимому, все давно спали. Невзирая на это, Джек принялся что было силы молотить в дверь. Вскоре им отпер юноша.
— У нас тут раненый, он нуждается в срочной помощи! — выпалил лакей.
Парень понимающе кивнул и крикнул кому-то в глубине дома:
— Господин, тут к вам приехали! Давайте быстрее сюда.
Несколько мгновений спустя появился Риджуэй, член гильдии цирюльников и хирургов. Не говоря ни слова, он отважно бросился в снежную мглу к карете судьи.
— Милорд, это вы! — вырвалось у него, когда он, откинув полог, узнал Трелони. Когда взгляд лекаря упал на камердинера и на его искаженное болью лицо, он, поняв, что произошло, озабоченно присвистнул.
С помощью своего ученика Николаса Риджуэй, бережно подняв раненого, вытащил его из кареты и отнес в дом. В комнате, служившей приемной и операционной, лекарь уложил камердинера сэра Орландо на деревянный операционный стол, стоявший в центре этого мрачноватого помещения, стены которого были облицованы потемневшими от времени деревянными панелями. У стены располагался дубовый шкаф с многочисленными выдвижными ящиками, где хранились различные травы и снадобья. На полке с другой стороны стояли склянки и тигли для мазей.
Пока помощник и ученик Риджуэя поспешно зажигал керосиновые лампы, свет которых отражался на висевшем под потолком тазу для кровопусканий, Ален Риджуэй, сняв набрякшую от крови временную повязку с колена Мэлори, стал ножницами разрезать бриджи.
Сэр Орландо, который тоже вошел в дом, отряхнул одежду от налипшего снега, после чего повесил на крюк шляпу и поправил белый парик. Он наблюдал за работой Риджуэя. Судья много лет знал этого человека и ценил его как умелого и знающего медика. Ален был рослым худощавым мужчиной за тридцать, длинноруким и длинноногим, отчего казался неловким и долговязым. Спадавшие на плечи иссиня-черные волосы серебрились у висков. Серо-голубые глаза, почти всегда смотревшие плутовато, и заразительная широкая улыбка способны были расположить к себе даже закоренелого мизантропа. Тонкий изящный нос был самую чуточку вздернут. Впрочем, сэр Орландо симпатизировал Риджуэю не только из-за врачебных навыков Алена, но и из-за его доброты, отзывчивости и глубокой порядочности — на этого человека можно было положиться всегда и во всем. Убежденного протестанта сэра Орландо ничуть не смущало, что Риджуэй принадлежит к римско-католической церкви. Слава Богу, он, будучи судьей, научился оценивать людей не по их конфессиям, а по добродетелям.
Читать дальше