Стивен Сейлор: Римская кровь

Последние слова были правдой и постоянным источником недоумения для гостей из чужеземных столиц, для всех, кто не привык жить в республике: в Риме нет полиции. Здесь не существует вооруженного муниципального отряда, способного поддерживать порядок внутри городских стен. Время от времени какой-нибудь уставший от насилия сенатор предлагает создать такой отряд. Но ему тут же возражают со всех сторон: «А кому он будет принадлежать?» И они правы. В стране, где правит царь, стража прямо и непосредственно подчинена монарху. Рим, напротив, является республикой (в то время, о котором я пишу, ею правит диктатор — это правда, — но временный и законный диктатор). Всякий, кто сделается начальником городской стражи, использует ее попросту для личного возвышения, а его фаворитов будет больше всего заботить, от кого принять самую крупную взятку и служить ли этому лицу или нанести ему удар в спину. Полиция окажется лишь орудием одной клики против другой. Она превратится в одну из банд, с которой придется бороться республике. Рим предпочитает обходиться без нее.

Площадь и Субура остались позади. Я ввел Тирона в проулок, который, насколько я знал, позволял срезать путь. Как и большинство римских улиц, он был без имени. Я называю его Тесниной.

В проулке, а точнее, в узкой щели меж двух высоких стен, было сумрачно и затхло. На заплесневелом кирпиче и камнях мостовой выступили капли влаги. Казалось, что вспотели сами стены; булыжник отдавал почти животным, горьковатым и по-своему приятным запахом сырости. Сюда никогда не заглядывало солнце, чтобы осушить проулок своим теплом или очистить его своим светом; в разгар лета такие улицы полны испарений, зимой — залиты льдом, и здесь стоит вечная сырость. Как много их в Риме — крохотных мирков, отделенных от большого мира, мирков замкнутых и самодовлеющих.

Дорога была слишком узкой, чтобы мы могли идти рядом. Тирон следовал за мной постоянно оглядываясь. Судя по тембру, нервничал.

— И часто здесь убивают?

— В Субуре? Постоянно. Средь бела дня. В нынешнем месяце это уже четвертое убийство, хотя и первое, очевидцем которого я стал. Приход тепла этому способствует. Но в Субуре дела обстоят не хуже, чем везде. Коли на то пошло, с той же легкостью тебе перережут глотку на Палатине или посреди Форума.

— Цицерон говорит, что в этом виноват Сулла. — Тирон заговорил смело, но на последних словах дыхание его неестественно пресеклось. Мне не нужно было смотреть ему в лицо, чтобы знать, что он покраснел. Сказано опрометчиво. Гражданин порицает нашего любимого диктатора? Куда опрометчивей, когда за хозяином такие речи безрассудно повторяет его раб. Мне следовало оставить эту тему, но Тирон возбудил мое любопытство.

— Итак, твой хозяин не большой поклонник Суллы? — Я старался говорить небрежно, чтобы успокоить Тирона. Но Тирон безмолвствовал. — Знаешь ли, Цицерон не прав, если думает, что Сулла виноват во всех преступлениях и безобразиях, которые творятся в Риме. Кровопролитие на улицах началось не при Сулле, хотя свой вклад внес, конечно, и он. — Теперь на тонкий лед ступил уже я. Тирон по-прежнему молчал. Он шел сзади, и встречаться со мной взглядом ему было вовсе не обязательно: он просто делал вид, что не слышит. Рабы рано привыкают симулировать удобную им глухоту и рассеянность. Я мог остановиться и обернуться, чтобы посмотреть ему в лицо, но это значило бы перегнуть палку.

И все же я не мог успокоиться. В самом имени Суллы есть что-то такое, что воспламеняет каждого римлянина, будь то друг или враг, сообщник или жертва.

— Большинство людей благодарны Сулле за то, что он восстановил в Риме порядок. Возможно, весьма дорогой ценой и не без кровопролития, но порядок есть порядок, и ничто другое не ценит римлянин так высоко. Но, как я понимаю, Цицерон думает иначе?

Тирон не отвечал. Проулок петлял влево и вправо, так что нельзя было заглянуть дальше, чем на несколько шагов вперед. Время от времени мы проходили мимо дверей и окон, слегка утопленных в стене. Трудно вообразить место более безлюдное.

— Конечно, Сулла — диктатор , — сказал я. — Это претит римскому духу: мы свободные люди, по крайней мере те из нас, что не являются рабами. Но в конце концов диктатор не царь; так говорят законодатели. Диктатура совершенно законна, пока ее одобряет сенат. Разумеется, только при чрезвычайных обстоятельствах. И только на определенный срок. Сулла удерживает свои полномочия три года вместо предписанного законом одного — что ж, пожалуй, именно это огорчает твоего хозяина. Я имею в виду нарушение законного порядка.