Валерия Вербинина - Драма в кукольном доме

– Вы расскажете ему? – спросил Иван Николаевич после недолгого молчания. – Я одно время хотел ему признаться, да как-то раздумал. Хотя он явно относился ко мне с симпатией, и Сергей, по-моему, тоже.

– Я ничего не скажу Георгию Алексеевичу, – сказала Амалия, разрывая билет. – Ваши тайны принадлежат только вам, Иван Николаевич. Вам и решать, что с ними делать. – Она прищурилась: – Вы как-то сказали, что господин Киреев упоминал двух женщин, которых он любил – первую жену и еще одну, с которой ему пришлось расстаться. Вторая – ваша мать?

– Вы ничего не забываете, госпожа баронесса, – уважительно промолвил учитель. – Да, он назвал имя моей матери. Конечно, я ему не поверил, но… не скрою, мне приятно, что у него есть такая иллюзия. Если бы он любил мою мать по-настоящему, он бы не бросил ее на произвол судьбы. В конце концов, он мог бы выкупить ее у той помещицы, которой ее продали. Но он даже не попытался.

– Здесь был Бутурлин, – заметила Амалия, желая сменить тему. – Он вел себя довольно странно – не отправился на место преступления, не стал допрашивать крестьян, которые нашли Наталью Дмитриевну, а только поглядел на орудие убийства и сразу же куда-то поехал. И мне кажется, я знаю, куда именно.

– Кажется, я тоже знаю, – медленно проговорил Иван Николаевич. – Но тут, госпожа баронесса, мы с вами уже ничего поделать не можем.

Что же касается Бутурлина, то, пока Амалия разговаривала с побочным сыном Георгия Алексеевича, Дмитрий Владимирович прибыл в Петербург и поспешил в полицейский участок, откуда уже с подкреплением направился на Васильевский остров, в дом Кулаковской. Сергей Киреев сидел в своей комнатушке, даже не озаботившись тем, чтобы запереть дверь, и ел селедку без помощи вилки, одними руками. На вошедшего следователя и сопровождающих его полицейских чинов он обратил не больше внимания, чем на муху, которая ползла по столу, подбираясь к селедочной голове.

– Вы Сергей Георгиевич Киреев? – спросил Бутурлин, насупившись.

– Вы же и сами знаете, что я, – не без вызова отозвался сидящий за столом.

– Я арестую вас за покушение на убийство вашей мачехи, Натальи Дмитриевны Киреевой.

– Сделайте одолжение, – добродушно ответил Сергей Георгиевич, вытирая рот и руки грязной салфеткой. – Вот, – продолжал он, кивая на селедку, – захотелось для чего-то попробовать, хотя я никогда раньше селедки не ел. Чудеса, да и только!

– Скажите, милостивый государь, вы признаете свою вину? – спросил Бутурлин.

– Странный вы человек, Дмитрий Владимирович, – усмехнулся Сергей. – Я же говорил вам: я подстерег ее и ударил сзади топором. Заодно убедился, что каторжнику верить нельзя…

– Каторжнику? – переспросил следователь, не понимая. – Какому каторжнику?

– Да Достоевскому же, – ответил Сергей, гримасничая. – Не так-то просто ухлопать человека топором, как он пишет. Ударил я ее, а топор в черепе застрял. Она хрипит, из последних сил отползти пытается. Беда, да и только…

– Зачем вы это сделали, Сергей Георгиевич? – спросил Бутурлин после паузы.

– И опять вы все запамятовали, Дмитрий Владимирович. Я ведь уже говорил вам: я ненавидел ее. Не-на-ви-дел, – с наслаждением повторил Сергей по слогам. – Но я же барич, хоть и пью не просыхая. Куда такому убивать… А когда попал к вам – ну, после того, как взял на себя вину, – смотрю: и чего я боялся? Чего колебался-то? Не так уж у вас страшно, и в тюрьме вполне можно жить. Знал бы, давно бы ее убил…

Бутурлин дернул щекой и отвернулся.

Наталья Дмитриевна умерла на следующий день, после агонии, которая длилась 14 часов.

В Петербург Амалия вернулась с тяжелым чувством. Расспросив ее о случившемся, Александр был недоволен тем, что жена приняла все так близко к сердцу.

– Тебе вообще не следовало туда ездить и заводить знакомство с этими людьми, – сказал он. – В конце концов, не такие уж они нам и близкие родственники…

– Твоя мать думала, что поездка к ним меня развлечет, – напомнила Амалия.

– Ах да, забыл тебе сказать кое-что. Мама устраивает званый вечер, и я буду очень разочарован, если ты не окажешься самой красивой и элегантной из присутствующих дам.

Александр говорил как бы шутя, но по его лицу Амалия видела, что он действительно ждет от нее именно этого.

– Хорошо, – сказала она, – я как раз собиралась вывести в свет свое новое платье. Портниха уверяет, что оно дивно на мне сидит.

И в назначенный день Амалия в бледно-розовом шелковом платье с вышивкой в сопровождении мужа появилась в салоне Полины Сергеевны.