Юрий Кларов - Пять экспонатов из музея уголовного розыска [с иллюстрациями]

Разыскать его особого труда не составило. За годы, прошедшие на чужбине, де Беркес потускнел, потолстел и облысел. Встретил он бывшего дворецкого Потёмкина хорошо и охотно согласился навестить его, но, выслушав предложение Феоктиста Феоктистовича, тотчас же схватился за шпагу, пообещав проткнуть ею каждого, кто попытается втянуть его в тёмные дела.

Слегка растерявшийся Феоктист Феоктистович объяснил, что от де Беркеса требуется лишь засвидетельствовать подлинность гарнитура Буля. А поскольку де Беркес в этом уверен…

— Я в сиём уверенности не имею, — оборвал его француз. — Я имею уверенность только в том, что мебель подделана, а вы есть мошенник и ракалья… Вы не знаете, как дорого высокородный французский дворянин ценит свою незапятнанную честь.

Но в последнем де Беркес явно ошибался. Феоктист Феоктистович хорошо знал цены на честь, в том числе и на незапятнанную.

Поэтому безо всякой спешки он достал из кармана кошелёк, послюнявив указательный палец, отсчитал несколько ассигнаций и положил их на инкрустированный столик чёрного дерева. Точно за таким же столиком Буля герцогиня Орлеанская, как гласила легенда, съела пятьдесят семь пирожных. Видимо, столик работы неизвестного мастера в отличие от оригинала не только способствовал аппетиту, но и обладал другими волшебными свойствами. Во всяком случае, едва Феоктист Феоктистович успел положить на него деньги, как они тотчас же исчезли. Растворились в воздухе, что ли? Чудеса, да и только!

Француз подкрутил усики, хмыкнул и развалился в кресле, которое в гарнитуре Буля дарило всех сидящих в нём мыслями, достойными Монтеня.

Посидев таким образом минуту-другую, он вопросительно посмотрел на бывшего дворецкого Потёмкина, и Феоктист Феоктистович прочёл в его глазах мысль, которой Монтень явно бы устыдился…

Может, ошибся? Да нет, не ошибся.

— Мало, — сказал де Беркес.

— Чего-чего?!

— Мало, — повторил француз, но на этот раз уже с меньшей уверенностью.

Феоктист Феоктистович старательно сложил из трёх пальцев некую фигуру и поднес её к носу своего гостя.

— А кукиш не хошь?

— Нет, — со всей искренностью сказал француз, — кукиш не хочу. Хочу денег.

— А деньги, господин хороший, задарма не дают. Деньги, господин хороший, за дела дают. Деньги заработать надо допрежь. Понял?

— Нет, — сказал француз.

— А ты пойми, коли прибыток иметь хошь.

И Феоктист Феоктистович растолковал де Беркесу, что сейчас он получил только за свою незапятнанную честь. Товар этот, дескать, не ходовой, лежалый. Другой бы на его месте за такой товар и ломаного гроша не дал. А вот после успешной продажи «булевской» мебели будет уже другой разговор. Тогда де Беркес получит двадцать процентов от суммы сделки, а такие деньги… ба-альшие деньги!

Де Беркес даже с кресла вскочил.

— Слово дворянина?!

— А мы не дворяне, — хмыкнул Феоктист Феоктистович, — мы из крестьян. Слова нам ни к чему, мы свою совесть и без слов блюдем, ежели какая возможность для оного имеется.

— Свинья! — благодушно сказал француз.

— Боров! — не менее благодушно откликнулся Феоктист Феоктистович. И каждый из них подумал, что лучшего компаньона ему днём с огнём не сыскать.

Довольные друг другом, они стали обсуждать возможных покупателей, и Феоктист Феоктистович вспомнил про адмирала де Рибаса, коему некогда покровительствовал его покойный хозяин.

Потёмкину нравились энергия и распорядительность предприимчивого неаполитанца, который, взяв штурмом крепость Хаджибей, за считанные месяцы превратил её в порт, получивший наименование Одессы. Замечу в скобках, что де Рибас настолько много сделал для нового города, что благодарные одесситы назвали в его честь главную улицу Дерибасовской.

После восшествия на престол Павла I де Рибас превратился в заметную фигуру при дворе и достаточно богатого человека. Во всяком случае, в центре Петербурга строился великолепный дом адмирала, для которого де Рибас закупал обстановку.

Почему бы, спрашивается, не приобрести неаполитанцу «булевскую» мебель?

Если к этому делу подойти с толком, то из адмирала, стремящегося превзойти екатерининских вельмож своим образом жизни, можно выкачать немало. Говорили, что, благодетельствуя Одессе, де Рибас не забывал и себя. Некий злой шутник даже утверждал, что адмирал относится к новому городу «по-братски», честно деля с ним все деньги, отпущенные казной на его устройство.

Мысль Феоктиста Феоктистовича де Беркесу понравилась.