Филип Гуден - Маска ночи

И я выслушал ее, пока мы бродили по дорожкам среди лугов Крайст-Черч. Согласившись на встречу с ней, я должен был ей хотя бы это.

Она рассказала, что ее семья – боковая ветвь рода Константов, живших в этом городе поколениями. Она родилась в Ипсвиче, но ее родители умерли с разницей в несколько месяцев, когда она была совсем маленькой, поэтому ее взяли оксфордские Константы – Джеймс и Сара Констант, родители, – и воспитали ее как члена своей семьи.

– Вот как, а я думал, ваша мать жива.

– Нет, это не так. Что навело вас на такую мысль?

– Потому что я помню день, когда мы привели пострадавшую госпожу Рут к доктору Ферну. Она сказала, ее послала ваша мать.

– Это легко объяснить. Я не помню своих настоящих родителей, совсем не помню, поэтому для меня естественно думать о старшей Саре и Джеймсе как о матери и отце. А они были настолько любезны, что разрешили мне называть их так. И их дочери, Сара, Эмилия и другие, были мне как сестры, как младшие сестры. Эмилия еще даже не родилась, когда я приехала сюда. У нас была одна и та же кормилица, госпожа Рут. Мы делили одни и те же воспоминания, играли в одни и те же детские игры, плакали и смеялись над одними и теми же детскими происшествиями.

Мы подошли к реке, быстрой и полноводной в это время года. Этот университетский городок настолько особенный, что даже реку здесь величают Исидой, хотя мы, простые лондонцы, называем ее попросту Темзой. Очевидно, она теряет в статусе к тому времени, как достигает столицы. Я все еще гадал, почему госпожа Констант захотела поговорить со мной. Пока что все, что она мне сказала, было довольно обыденно. Можно считать, ей повезло, что ее воспитали любящие дядя и тетя. В общем-то именно это я ей и сказал, когда мы шли вдоль берега.

Да, она знала, что ей повезло. У нее были обязанности по отношению к тем, кто взял ее под свой кров много лет назад, сказала она своим низким голосом и в до странности церемонной манере. Эти обязанности и были причиной того, что теперь ей требуется что-нибудь предпринять, ибо она полагает, что кто-то пытается медленно отравить ее кузину Сару.

– Отравить?

– Я в этом уверена.

– Сара – это та женщина, что хочет выйти замуж за Вильяма Сэдлера, – проговорил я, подумав, что несколько необычно говорить почти фамильярно о двух людях, которых я не то, что не встречал – никогда не видел. – Есть возражения против их союза?

– Да, но не слишком много. Думаю, обе семьи уже почти готовы сложить свое… э… оружие. Соединение молодых наконец примирит и старых.

– А что думают сами молодые?

– Вильям… беспечен. Он съест все, что положат ему на тарелку. А Сара… она весьма рада.

Странно было слышать это об ожидаемом браке. Но я не отступал:

– Тогда почему вы думаете, что госпожу Сару Констант, вашу кузину, пытаются отравить?

– Потому что у нее есть враг, решивший, что она не выйдет замуж за Вильяма Сэдлера.

– И она на самом деле говорила о врагах, об отравлении?

– Не столько словами, нет, хотя однажды она и вправду упоминала странный цвет и запах у пищи, – ответила Сьюзен Констант. – Она очень чувствительная. Готова навзрыд рыдать из-за смерти любимой собачки. И рыдает.

Скорбь по умершей собаке не показалась мне чем-то необычным, хотя тон Сьюзен Констант подразумевал, что ее, Сьюзен, не так легко вывести из равновесия. Она продолжала:

– Но мне достаточно взглянуть на Сару, чтобы увидеть: что-то подтачивает ее изнутри. Она похудела и осунулась, жаловалась на гнойники и волдыри на спине. Она говорит, что иногда у нее жар и лихорадка.

– И это вызывает у нее подозрения?

– Это вызывает подозрения у меня. Сара доверчива по природе. Раз уж она сама не может о себе позаботиться, кто-то должен быть подозрительным вместо нее.

– Может, она беспокоится о будущей свадьбе, – предположил я. – Даже если возражений действительно почти нет, ее, возможно, все же заботит мысль, что она поступает против воли своих родителей.

– О, она больна, поверьте мне.

Меня тронула беспомощность в ее голосе. Я хотел поверить ей, или, по крайней мере, наполовину хотел. Я наблюдал за цаплей на другом берегу реки: она взлетела, тяжело взмахивая крыльями.

– Кто-нибудь еще обнаружил симптомы, о которых вы говорите?

– Никто не знает ее так, как я, даже кормилица Рут. Если бы они заметили что-то неладное, они скорее всего списали бы это на беспокойные разум и сердце, как вы только что.

– А сама Сара говорила кому-нибудь об этих симптомах? Своему будущему мужу, например.