Филип Гуден - Маска ночи

Я вспомнил краткий разговор между Ферном и Пирманом, свидетелем которого оказался во дворе таверны. Мне припомнилось нахмуренное выражение лица этого обычно веселого человека и эти его слова: Лекари могут заниматься куда худшими делами, поверьте мне. Намного худшими.

– Что ты сделал?

– Я был уже в этой каморке. Я зазвал его внутрь, как будто хотел поделиться каким-то секретом, закрыл дверь и предложил ему выпить.

– Предложил?

– Зажал ему ноздри, пока его рот не раскрылся, затем влил ему свое зелье. Моя рука сильнее его. Держал его, пока он не перестал бороться, потом отпустил, и он упал на пол. Я вышел и запер за собой дверь.

– Я был там, сидел на скамье со своей больной ногой. Я не видел тебя.

– Ты дремал. Но я увидел вас, мастер Ревилл, и это подало мне идею.

– Ты хотел, чтобы я был там, когда ты обнаружишь, что он мертв – в этой запертой комнате. Тогда не возникло бы сомнения в том, что доктор Ферн убил себя сам и был один все это время.

– Не убил себя, – сказал ученик доктора, – но умер естественной смертью. Яд не оставил бы следов.

– Конечно, – сказал я. – Кто может сказать, как умер человек? Тела не разрезают и не копаются в них. Это не дозволено законами Бога и человека.

Пирман ухмыльнулся без тени юмора.

– И все-таки тебе нужен был свидетель даже для этой «естественной» смерти. Поэтому ты… дай подумать…

Мой мозг лихорадочно работал.

– Ты вернулся, якобы совершенно обезумев, желая знать, где твой хозяин. Это было хорошо сыграно. Тебе бы на сцене выступать.

– Актерство – низкое занятие, – сказал Пирман.

– Потом эта пантомима рядом с запертой комнатой, когда ты притворялся, будто видишь что-то внутри, весь исходил потом и настойчиво требовал проникнуть внутрь. Ты убедил меня, что что-то было не так. Потом ты выломал доску – и…

Теперь я ясно все видел.

– Ключ. В замке изнутри не было ключа. Он был в твоей руке йсе это время. Когда я дотянулся, чтобы достать его, – ты заявил, что твоя рука слишком коротка, – ключ был скользким. И металл был теплым. Неудивительно, ведь за секунду до этого ты сжимал его в своей липкой ладони.

– Да, я сам его туда засунул, – сказал Пирман, не то гордо, не то неохотно, как фокусник, объясняющий свой трюк. – Я просунул внутрь руку и вставил ключ в замок.

– Ловкость рук. Простой фокус.

Я чувствовал смутное разочарование. Нелепо в моем-то теперешнем положении, но это было так.

– Фокус, но он сработал.

– Не совсем, впрочем, потому что ты обнаружил, что твой хозяин еще жив – в то время как должен был уже скончаться. Вот почему ты был так поражен. Ты не был убит горем, но был в смятении – оттого, что тебя могут разоблачить. Я знал, что это не была игра, это нельзя подделать.

– Я вернулся слишком скоро, – сказал Пирман. – Яд в конце концов подействовал бы. Я знаю свои снадобья. Я был учеником доктора.

– Но ты уже не мог ждать, пока он подействует. Ты сам навлек на себя эту беду. Через считаные мгновения снаружи собралась бы целая толпа, а доктор Ферн все еще дышал, еще стонал, даже пока ты ползал вокруг него.

– Бог знает, что он мог рассказать.

– Он мог бы обвинить своего ученика перед своим последним вздохом.

– Поэтому я всадил ему нож в сердце. А затем вокруг собралась толпа.

Тут мы остановились, как бы переводя дух.

– А Анжелика Рут? Чем она заслужила смерть? Чем она тебя обидела? Хорошо ли ты поживился на Кэтс-стрит?

Пирман ничего не ответил.

– Ты заурядный вор, Пирман, – сказал я.

Он поднял свою трость, а я – шпагу Джека. Мы простояли так некоторое время. Затем, будто по взаимному согласию, опустили свое оружие.

– Я не вор. Я лишь беру то, что мне причитается за сбор тел.

– Причитается?

– От Ральфа Бодкина столько-то за тело, при условии, что о них не станет известно… Ну а то, что я забираю чужое добро, – кто будет протестовать? Все равно в доме уже ничего не осталось. Надо было лучше думать, чем доверить его жене Хоби. Ее муж был вором.

– Вором, – повторил я (и вспомнил то утро, когда увидал возле «Таверны» Джона Хоби, поносимого Джейн Давенант; тогда я еще подумал: интересно, что в той коробке, которую он снял, точнее, уронил с телеги. Награбленное в чумных домах, скорее всего, для продажи скупщику краденого).

– Да, Хоби был вор, и его жена не лучше. Она сбежала со своими отродьями и моей добычей.

– Все-таки зачем было убивать госпожу Рут? – не унимался я. – Уж конечно, она не умерла только из-за серебряной солонки?