Арно Делаланд - Западня Данте

Наступил момент всеобщей эйфории и падения всех запретов, когда простолюдин воображал себя владыкой мира, а аристократ прикидывался жуликом, вселенная летела вверх тормашками, менялись и выворачивались наизнанку правила и условности, все начинали ходить на головах и дозволялись любые вольности и излишества. Гондольеры в праздничных нарядах катали аристократов по каналам. Город украсился бесчисленными триумфальными арками. Повсюду играли в шары, в менегеллу, делая мелкие ставки, со звоном кидая монетки в тарелку. Или развлекались, доставая спрятанные в мешок с мукой монеты, в надежде выудить больше, чем сделанная ставка. На прилавках торговцев лежали груды пирожков и жареных морских языков. Рыбаки из Кьоджи зазывали публику со своих лодок. Какая-то мамаша отвесила оплеуху дочери, которую чересчур крепко обнял юный воздыхатель. Старьевщики с загруженными одеждой тележками зазывали покупателей. На площадях стояли битком набитые сластями и сухофруктами корзины. Стайка юных молодчиков в масках, выкрикивая скабрезности, закидывала тухлыми яйцами и гнилыми фруктами наряды красоток и старых женщин, стоящих на балконах своих домов, а затем с хохотом улепетывала. Во всех кварталах Венеции предавались самым причудливым играм: поднимали в воздух на веревке собаку, пытались залезть на шест за подвешенным наверху призом — колбасой или флягой со спиртным, ныряли головой в бадью с соленой водой, чтобы поймать зубами угря… На Пьяццетте деревянная машина в форме кремового пирожного привлекала к себе гурманов. Вокруг канатоходцев, импровизированных театральных подмостков и марионеток толпились зеваки. Взобравшиеся на табурет липовые астрономы, воздев палец к невидимым звездам, предрекали близкий конец света. Все галдели, шумели, взрывались хохотом, уронив на землю пирожное или пролив стакан, искрились весельем и наслаждались жизнью.

И тут та, которую прозвали Дамой Червей, вышла из тени. Прятавшаяся до этого в сумраке аркад, она шагнула вперед, раскрыв веер. Ее длинные ресницы дрогнули, а алые губки под маской округлились. Поправляя подол платья, она выронила платочек. Наклонившись, чтобы его подобрать, метнула взгляд на другого агента, стоявшего чуть дальше, на углу Пьяццетты, желая убедиться, что тот все понял.

Поскольку оброненный платок означал: он здесь.

И он действительно был здесь, среди толпы.

Тот, чьей миссией было убить дожа Венеции.

Фальшивые рога из слоновой кости на голове, тяжелая маска разъяренного быка, из-под которой сверкали мрачные глаза. Доспехи, состоящие из серебряной кольчуги и пластин, достаточно легкие, чтобы в них можно было быстро передвигаться. Плащ цвета крови, прикрывавший спрятанные крест-накрест за спиной две пистоли, необходимые для выполнения задачи. Металлические поножи поверх кожаных сапог. Исполин, из ноздрей которого, казалось, валит обжигающий пар.

Минотавр.

Готовый пожрать детей Венеции в лабиринте взбудораженного города, он готовился изменить направление Истории.

Карнавал начался.

Темной ночью несколькими месяцами ранее в недрах театра Сан-Лука разрывал тишину дикими криками Марчелло Торретоне. Туда пришла Тень. Она захватила весь город, нависнув над крышами Светлейшей. А с последними лучами заката тайком просочилась в театр. Отец Каффелли называл ее Дьяволом во плоти, но Марчелло в своем докладе предпочел именовать Химерой. Священник пытался предупредить Марчелло, и тому следовало бы прислушаться. Назревало что-то очень опасное. Этим вечером Марчелло угодил в ловушку. Таинственный незнакомец назначил ему встречу здесь, в Сан-Лука, по окончании первого представления «Купец из Смирны», где Марчелло сорвал овации. Владельцы Сан-Лука, Вендрамини, ушли последними. Незнакомец, дожидаясь, пока театр опустеет, прятался за кулисами.

Марчелло скатал в комок сценический костюм, валявшийся теперь неподалеку за занавесом, и перечитал еще раз доставленное ему письмо с печатью, подписанное неким Вергилием, обещавшим снабдить его сведениями чрезвычайной важности. Опасность грозила самому дожу. Марчелло намеревался отправиться к Эмилио Виндикати завтра же: нужно было как можно скорее поставить в известность Совет десяти о том, что затевалось. Но в данный момент он мог только проклинать свою беспечность.