Владимир Брюханов - Смертоносный призрак

Зауэр:

– А так бывает?

Мюллер:

– Что вы меня спрашиваете? Вы же сами воевали!.. Я-то, как раз, поубивал немало – я ведь пилотировал бомбардировщик, но я не видел в лицо никого из мною убитых – и не думаю, чтобы это доставило мне удовольствие. Вот потом, на нашей с вами службе, крови я нагляделся! Вот я и хочу сказать: у этого Гитлера вовсе не крепкие нервы, но весьма богатое воображение – наверняка он много фантазирует. Но если он соберет нервы в комок, то, думаю, может и убить – это ведь по ощущениям очень похоже на то, как под обстрел заставить себя выскочить!.. Или как в бой вылетать – это я уж по себе знаю!.. Так что, думаю, он мог убить.

Пауза. Зауэр:

– Пожалуй. Я видел его сегодня – он вполне владел собой, совсем заправский головорез!.. Но зачем он убивал – вот вопрос!..

Мюллер пожимает плечами.

Зауэр:

– Вы считаете – это не на почве любовной страсти?

Мюллер снова пожимает плечами.

Зауэр:

– Скажите, а он не импотент? Этим-то вы давно должны были поинтересоваться!

Мюллер:

– Трудно сказать, но тут определенно не без странностей. Со взрослыми женщинами он заметно не поддерживает интимных отношений: поговаривают, что побаивается венерических болезней. Еще в начале двадцатых, говорят, он из пожилых дам деньги вовсю вытягивал, но почти благопристойно – вроде как на идейной почве, так что богатые мужья послушно платили. А в то же время возле него всегда вертятся совсем молоденькие девочки, почти – подростки. (Зауэр кивает.) Все это многих шокировало среди нацистов, прежде всего – братьев Штрассеров; эти стараются блюсти чистоту движения… Они и на племянницу ополчались. А еще до племянницы была такая Мария Рейтер, теперь в замужестве Вольдрих…

Зауэр спрашивает, перебивая:

– Мими?

Мюллер:

– А, слышали о ней! А про последний визит?

Зауэр кивает, спрашивает:

– А она сейчас жива осталась?

Мюллер усмехается:

– Вполне живая. Это-то я проверял. Так что тут прямой аналогии нет, он все же не Синяя Борода!.. А сейчас у него сверх того уже второй год новая подружка – Ева Браун, ассистентка этого Гоффмана, тоже, я думаю, долго не продержится... Так что тут все очень неясно.

Зауэр смотрит на часы, встает:

– Спасибо, вы мне очень помогли!.. У меня еще множество к вам вопросов, если вы в принципе не возражаете?

Мюллер согласно кивает, тоже встает. Зауэр кивает на телефон:

– Но продолжим в другой раз, теперь же, на днях. А сейчас мне пора бежать, и есть с чем – благодаря вам. (Мюллер довольно улыбается, но протестующее качает головой.) Все, повторяю, сугубо между нами!

Мюллер согласно кивает головой. Жмут друг другу руки. Мюллер одевается, выходит.

Зауэр собирает бумаги в папку. Поднимает трубку телефона, набирает номер, говорит после ответа:

– Это Зауэр. Выхожу, господин министр!

Вечер субботы 19 сентября.

Гитлер один, как зверь бегает по кабинету. Наконец, подбегает к телефону, набирает номер:

– Гоффман! Сестра еще не приехала, а я не в силах здесь один оставаться. Поедемте вместе к друзьям в Санкт-Квентин на Тегернзее. Приезжайте со Шреком немедленно, умоляю. Мне здесь не выдержать!

Тот же вечер. Кабинет Гюртнера в Министерстве юстиции Баварии. Гюртнер вдвоем с Зауэром.

Гюртнер отодвигает к Зауэру бумаги, принесенные последним, и говорит:

– Значит, вы утверждаете, что все эти официальные сведения и заключения рассыплются как карточный домик, если произвести медицинскую экспертизу трупа?

Зауэр кивает головой. Гюртнер задумывается, затем снова спрашивает:

– Вы абсолютно уверены, что это не самоубийство и не несчастный случай, а убийство?

Зауэр:

– При том, что мы выяснили – никаких сомнений!

Гюртнер снова задумывается, потом спрашивает:

– Но почему вы так уверены, что это он?

Зауэр:

– Больше некому. Смотрите еще раз сами: это или убийство, или самоубийство, или несчастный случай – больше ведь ничего не бывает. Повреждения на лице и на теле – это доказательства того, что это не самоубийство и не несчастный случай. Это мы уже запротоколировали. Так что самоубийство и несчастный случай мы отмели – с этим-то вы согласны? (Гюртнер кивает.) Теперь главное во времени. Если самоубийство или несчастный случай могли произойти когда угодно – после отъезда Гитлера и его людей, то с убийством так не получается. Если проведем вскрытие, то почти наверняка уточним время убийства: она обедала вчера с 14 до 14 часов 20 минут – этого слуги не скрывали, и едва ли это может быть неточным. Рассказали и то, что и сколько она съела. Если ее убили около 15.00, как мы уверены, то вся эта пища остается и сейчас у нее в желудке, как и должно быть после обеда. Это и будет доказательством времени смерти, а не нашими измышлениями. Может быть, удастся и доказать, что ее задушили, а не только застрелили. В конечном итоге дело наверняка сведется к Гитлеру и его уехавшим спутникам. А дальше мы еще точнее все установим. Наверняка на лапах у убийцы и следы остались – за сутки-двое они исчезнуть не могут. Только мы этого еще не проверяли.