Миша Бродский - Дорога сквозь мёртвую и живую

Протекцию я тебе составлю. Только не любит Корей вашего брата палача. Боится, видно, что сам рано или поздно в руки к таким попадет. Да и брата своего Захри не любил и на порог не пускал.

Ну да ничего, не дрейфь. Обломаем как миленького. Захри он остался должен? Вот пусть теперь с тобой за долг брату и рассчитывается.

– Хорошенькое напутствие Вы мне даёте перед важной встречей, дядя Ор. Ничего не скажешь, умеете ободрить человека.

– Тьфу на тебя, поганец. Даже в такой ситуации не можешь без своих хохм обойтись.

Ничего себе хохмы. Я-то был серьёзен, дальше некуда. Видно не избавиться мне теперь от клейма хохмача никогда. Профессия – палач, призвание – хохмач... Хорошее сочетание.

Глава 02. Захри. Школа убийц мангуст.

Чтобы боль не умерла раньше человека, у человека должна оставаться надежда. Тогда он будет умирать долго и плохо.

Древний кодекс Палача.

... лев прыгнул на меня. Он схватил меня за плечо, и мы вместе покатились вниз.

Свирепо рыча над моим ухом, он встряхнул меня, как терьер встряхивает крысу.

Я впал в полное оцепенение. Это было какое-то полусонное состояние.

Не было ни чувства боли, ни ощущения страха, хотя я и отдавал себе полный отчёт в происходящем. Я слышал, как хрустят кости и рвутся мышцы.

Нечто подобное рассказывают о действии хлороформа больные, которые видят всю операцию, но не чувствуют ножа.

Вероятно, это особенное состояние переживают все животные, убиваемые хищником.

Давид Ливингстон. Путешествия и исследования в Южной Африке.

Следующее утро получилось тихим и скучным. Встал, как всегда, до восхода солнца. Пробежался до канала. Не с утра же быть Корею? Искупался и вернулся назад в таверну. Сел на свое место в углу и попробовал медитировать. Не получалось. Лезли а голову какие-то то ли мысли, то ли воспоминания...

Дом Захри. Мой первый день в этом доме. Мы шли с Захри пять дней от ефремовских шатров до дома в горах. Для девятилетнего пацана это было нелёгкое путешествие. Шли почти без перерывов. Из еды – хлеб, сыр и вода два раза в день.

Вставали задолго до рассвета. Временами Захри шёл так быстро, что мне приходилось за ним буквально бежать. Ну и бежал, стиснув зубы. Боялся отстать в этих диких местах.

Первую остановку делали, когда солнце поднималось уже совсем высоко. Еда, короткий сон, и снова в путь. До заката. Опять еда и сон. И снова шагать далеко за полночь.

Ночью было особенно страшно. Места там совершенно дикие. За нами увязывались стаи гиен. Слышен был рык львов. Но близко к нам эти твари не подходили. Явно не хотели связываться с Захри.

Я давно понял, что животные умнее людей. Знают что к чему. Хотя, надо заметить, и люди смертельно боялись Захри.

Шли налегке. Ни оружия, ни дополнительной одежды. Спали на голой земле, подложив камень под голову. Только котомка с хлебом и сыром у меня за спиной. Весь наш багаж.

Наконец вот он, дом. Я не хотел ни есть, ни пить. Только спать. Свалился как мёртвый.

Проснулся поздно. Солнце уже стояло высоко. Проснулся и увидел его. Небольшой зверек внимательно и спокойно рассматривал меня. Это был мангуста.

Я не сразу понял, что меня так поразило в нём. Понял, только когда стал значительно старше.

У мангусты и у Захри были одинаковые глаза. Чуть желтоватые с абсолютно чёрным, бездонным, очень подвижным зрачком. Зрачок то сжимался почти в точку, то расширялся на весь глаз. Глаза убийцы.

Позже я понял ещё одну вещь. И у меня были точно такие же глаза. Глаза убийцы.

Родился я поздним ребенком. У отца уже были другие дети от наложниц, но он хотел настоящего наследника от законной жены. Мама у меня была из очень знатного и богатого рода, а отец нет. Но был он силён и красив. И очень нравился маме. А ещё отец был храбрым и умелым воином.

Поэтому, когда он захотел взять маму в жёны, её семья не возражала. Несмотря на то, что этот брак никак нельзя было назвать равным.

За маму дали большое приданное и жили отец с матерью очень хорошо. Только детей долго не было. И когда, наконец, мама забеременела, отец был счастлив.

Рожался я плохо. Мать умерла при родах. Акушерка сказала, что и я не жилец. Но я выжил. Отец назвал меня Осия – «Бог спас».

Нанятые кормилицы выдерживали от силы день, два. Потом наотрез отказывались меня кормить. Ни за какие деньги. Так что я рано перешёл на коровье молоко и хлеб.

Только одна очень старая женщина согласилась ухаживать за мной. Её я помню и почитаю, как свою мать. Звали её Милка. Она и рассказала мне историю моей семьи и моего рождения.