Клод Изнер - Происшествие на кладбище Пер-Лашез

— Погорячее! — крикнул женский голос, и послышался шум воды.

С раннего утра сыпал противный мелкий дождь, и в пивной «Жан Нико» было полно журналистов и типографских рабочих. Исидор Гувье сидел за столиком в глубине зала, курил сигару и пил грушевую водку. Виктор повесил мокрый плащ на спинку стула и заказал кофе.

— Простите, что вытащил вас из дома в такую непогоду, мсье Легри. Я звонил, чтобы отменить встречу, но мне никто не ответил.

— Магазин сегодня закрыт, мой компаньон взял выходной, — объяснил Виктор. Утром он имел счастье видеть, как одетый в элегантный костюм в полоску Кэндзи удрученно созерцает небо, а потом бежит к фиакру, придерживая рукой канотье. Виктор подозревал, что у его друга назначена встреча в кабачке на берегах Марны с женщиной, благоухающей духами. Романтическое свидание может оказаться под угрозой.

— Вынужден вас огорчить, мсье Легри, — я просмотрел все свои досье, но улов оказался очень скудным. Вот, держите, я записал для вас адрес женщины, которая дала на суде показания в пользу Мари Тюрнера. Не уверен, что она жива и никуда не переехала. Имейте в виду — она жила у черта на куличках!

— Благодарю, это уже кое-что. А кстати, труп из Счетной палаты уже опознали?

— Нет, тело находится в плачевном состоянии, им полакомились черви, так что зрелище не слишком аппетитное. Но зато нашли еще одного покойника! Некий папаша Моску, он жил там много лет. Ему тоже проломили голову, но позже. Полицейские не знают, что и думать. Это должно вас заинтересовать, мсье Легри, хорошее начало для запутанного детективного романа.

— Предпочитаю отталкиваться от раскрытых дел! — воскликнул Виктор, сдерживая дрожь.

Гувье взглянул на него с участием:

— Однако, вы впечатлительны! Тут нечего стыдиться, я вполне вас понимаю. Тридцать лет веду уголовную хронику, много чего повидал, но так и не привык. Вам нужно взбодриться. Официант, две водки!

Виктор был так потрясен смертью Одетты, что не спал полночи. Перебирая возможные варианты развития событий, он неизменно приходил к одному и тому же выводу: Жозефа провели, папаша Моску жив, он убил Одетту и скрылся. Смерть старика разрушала эту версию.

— Вынужден вас покинуть, мсье Легри, мне пора. Удачи, до скорого и держите меня в курсе.

Гувье пошел к выходу, раздвигая толпу плечом. В тот момент, когда он толкнул дверь, солнце прорвало завесу черных туч и осветило улицу.

…Три гнедые лошадки не торопясь тащили за собой омнибус «Лувр — Бельвиль». Все двадцать восемь сидячих мест были заняты, люди стояли даже на площадке. Ехавший на империале Виктор был зажат между толстой дамой с корзинами и бородачом, страдающим хронической икотой.

На пустыре между старыми, выдвинувшимися на тротуар домами щипал траву ослик и присматривал за своими козами пастух.

С обширного лысого газона, разбитого поверх бывших гипсовых карьеров между улицами Бельвю и Манен, молочник предлагал молоко «прямо из американский прерий».

Омнибус заполонили домохозяйки в платочках, накупившие на рынке овощей. За ним с веселыми криками бежали мальчишки. Девчушка споткнулась о камень, молоко из железного бидона пролилось на землю, и бродячий пес принялся лакать из белой лужицы.

Омнибус остановился у дома № 25 по улице Бельвиль.

— Конечная! — крикнул кондуктор.

— И когда только они построят этот треклятый фуникулер! — воскликнула толстая пассажирка, поднимая с пола корзины. — Обещают, обещают, а толку чуть.

— Они вам могут и луну с неба посулить, вы что, поверите? — спросил бородач и икнул. — Эй, подождите, кому говорят!

Виктор спустился по лестнице. Кто-то толкнул его, он обернулся и заметил быстро удалявшегося лицеиста.

На узком тротуаре перед домами сидели на стульях женщины и старики, чистили овощи, вязали или играли в карты. Бродячие торговцы кричали во все горло, предлагая свой товар: «Четыре су за литр!», «Корм для птичек!», «Кроличьи шкурки, теплый мех!» Из-за своих садов, дворов и колодцев Бельвиль казался большой деревней. Виктор искал улицу Рампоно, где жила свидетельница по делу Мари Тюрнера Франсина Блаветт, и сожалел, что с ним нет Таша. Ей бы понравилась здешняя атмосфера. Он пообещал себе, что вернется и сфотографирует эти лачуги, пока строители фуникулера не снесли их. Прав был Бодлер, когда говорил: