— Вы становитесь циником, Ивэн.
Сержант ослепительно улыбнулся.
— Учусь, сэр.
Осмотрев комнаты младших горничных, они спустились на этаж ниже. В одном крыле проживали экономка, кухарка, камеристки, а с недавнего времени и Эстер; в другом располагались комнаты дворецкого, камердинера, посыльного и двух лакеев.
— Начнем с Персиваля? — спросил Ивэн, с пониманием глядя на Монка.
— Начнем по порядку, — ответил тот. — Первая комната — Гарольда.
Пожитки Гарольда выдавали в нем заурядного молодого человека, состоящего на службе в большом доме. Выходной костюм; письма от близких — в основном от матери; несколько вещиц, хранимых в память о детстве; портрет приятной женщины средних лет с точно такими же белокурыми волосами, как у самого Гарольда; женский платок, заложенный между страниц Библии и ранее, видимо, принадлежавший Дине.
Комната Персиваля отличалась от комнаты Гарольда в той же степени, в какой отличались друг от друга эти два человека. Здесь были книги: кое-что из поэзии, кое-что по философии, пара романов. Писем из дому или каких-нибудь иных свидетельств родственных уз не нашлось вообще. В платяном шкафу — два выходных костюма, несколько пар прекрасной обуви, поразительное изобилие чистых рубашек, запонки, булавки для галстука. При желании этот лакей мог приодеться, как денди. Гардероб Персиваля вызвал у Монка неприятные воспоминания о его собственном. В чем-то они были похожи — каждый хотел хотя бы внешне стать на ступеньку выше. Интересно, а где Персиваль брал деньги? Даже если экономить на всем несколько лет подряд, лакейского жалованья все равно не хватило бы на такую роскошь.
— Сэр!
Монк рывком выпрямился и обернулся к Ивэну. Тот стоял над выпотрошенным ящиком комода, очень бледный, и протягивал Монку скомканный шелковый пеньюар цвета слоновой кости, весь в коричневых пятнах, из которого выглядывало узкое хищное лезвие в ржавых потеках засохшей крови. Монк остолбенел. Он не придавал серьезного значения этим поискам, с помощью которых можно было доказать разве что собственное усердие. И вот теперь Ивэн явно держал в руках орудие убийства, завернутое в женское одеяние. И найдено оно было в комнате Персиваля. У Монка перехватило дыхание.
— Вот вам и Майлз Келлард, — сказал Ивэн, сглотнув. Он положил нож и испятнанный кровью шелк на край кровати и отдернул руку, словно боясь обжечься.
Монк сложил в прежнем порядке вещи, которые он осматривал за секунду до этого, и выпрямился.
— Почему Персиваль все это здесь оставил? — медленно произнес он. — Что за черт?
Ивэн нахмурился.
— Ну, я полагаю, он собирался избавиться от этих вещей, но пока не сумел сделать это незаметно. Они в крови, а кто-нибудь мог попасться ему навстречу…
— Кто, черт возьми?
Лицо Ивэна стало тревожным, глаза потемнели, губы скривились, словно от боли.
— Не знаю! Кто-нибудь ночью в коридоре…
— С ножом или без ножа — как бы Персиваль объяснил свое присутствие в коридоре? — настаивал Монк.
— Не знаю! — Ивэн потряс головой. — Как бы поступил лакей в этом случае? Сказал бы, что слышал шум, заподозрил в доме вора… Почудилось, что стучат в дверь… Я не знаю. Но это все при условии, что у него в руках не было бы ножа, да еще и окровавленного.
— Гораздо проще было оставить нож в спальне Октавии, — возразил Монк.
— Может, он прихватил его неосознанно? — Ивэн посмотрел Монку в глаза. — Выбрался из спальни и тогда только обнаружил, что нож у него все еще в руке. Сначала он просто был в панике. А когда шел по коридору, возвращаться в спальню было уже поздно…
— А пеньюар? — сказал Монк. — Он ведь завернул нож в пеньюар, причем явно умышленно. Где же тут паника, о которой вы твердите? Зачем он унес с собой нож? Это бессмыслица!
— Для нас — да, — медленно проговорил Ивэн, глядя на скомканный шелк. — Но для него это, должно быть, имело смысл.
— И за все это время он не нашел возможности избавиться от улик? — Монк скривился. — Не мог же он забыть про них!
— А какое тут еще можно придумать объяснение? — беспомощно сказал Ивэн. — Нож-то здесь.
— Да… Только неизвестно, сам ли Персиваль его сюда положил. И почему мы не нашли его, когда искали драгоценности?
Ивэн покраснел.
— Ну, я не вынимал тогда ящик целиком и не заглядывал за него… как мне кажется. И боюсь, констебль тоже этого не делал. Честно говоря, я был убежден, что никаких драгоценностей тут быть не может… Да и серебряная ваза здесь не поместилась бы.
Читать дальше