Средневековые убийцы - Проклятая реликвия

— Может быть, нам можно поговорить наедине? — спросил Бартоломью. — Консультация с врачом — дело очень личное, и обычно я не провожу осмотр на публике.

— Очень хорошо, — согласился Морден, не обращая внимания на яростные протесты Томаса, и отошел вместе с Майклом в другой конец комнаты. Монах смотрел хмуро, не желая уходить. Однако его раздражение длилось недолго.

Маленького Томаса отвлекли от чтения вопли его тезки, и монах пошел к нему, чтобы задать еще несколько вопросов о том, чем он занимался, когда Урбан встретился со своей неприятной смертью.

— Ты не болен, — заявил Бартоломью уродливому монаху. — Поэтому ты и сказал, что тебе никто не поможет — ты не нуждаешься в лечении. Приор Морден прав: ты притворился больным, потому что хотел остаться сегодня здесь. Зачем?

Томас потер лицо мозолистыми руками.

— Будь проклят приор Морден! Для чего ему потребовалось приводить мне доктора, хотя я сказал, что мне нужен просто отдых и хорошая еда? Это несправедливо! Он не навязывает доктора другим братьям, когда они решают устроить себе выходной от работы!

— Ты притворяешься больным, потому что не хочешь трудиться?

— Дежурство у ворот, — с горечью объяснил Томас. — Я его ненавижу. Почему они не используют меня, как кровельщика, ведь я в этом искусен? Видели, в каком состоянии здесь крыша? Ей отчаянно требуется ремонт. — Он вздохнул. — Теперь вы скажете ему, что я притворщик, и меня в наказание заставят весь следующий месяц дежурить у ворот.

— Я ему не скажу — но только в том случае, если ты ответишь на мои вопросы, — пообещал Бартоломью. — Недавно Кип Рауф принес тебе шкатулку.

— Он сказал, что в ней реликвия — дар от кармелитов, — ответил Большой Томас, изо всех сил стараясь быть полезным, и вдруг нахмурился. — Вообще это странно, потому что я знать не знаю этого кармелита. Никто никогда не приносит мне подарков, и, по правде говоря, этот мне не понравился.

— Ты ее открывал? Чтобы посмотреть, что внутри?

— Я уже собирался, однако поговорил с Томасом, и он упомянул реликвию, которая якобы убивает каждого, кто к ней прикоснется. Он сказал, что она пропала, и я решил быть осторожнее и разрешить открыть ее кому-нибудь другому.

— Кому? — взволнованно спросил Бартоломью. — Может, вместо тебя посмотрел Томас?

— Я ему не доверял — вдруг украдет? И отнес ее к Кипу Рауфу. Обещаете, что не расскажете об этом приору Мордену? Он рассердится, если узнает — а это будет нечестно, потому что я-то ничего не получил.

— Обещаю, — неохотно сказал Бартоломью. — И что ты сделал?

— Когда Кип узнал, что в шкатулке, он предложил продать ее аббатству. Он посмотрел внутрь — он сказал, нужно точно знать, что там лежит — и там была маленькая стеклянная склянка. Это была правильная реликвия, и мы собирались разбогатеть! Я спрятал шкатулку под кровать, но потом пришел Урбан и повторил все, что говорил Маленький Томас — только он рассказал мне, что произошло в Девоншире тридцать лет назад, чему свидетель его наставник. Он сказал, что реликвия попала ко мне по ошибке, и предложил рискнуть своей жизнью, чтобы вернуть ее нужному человеку.

— И ты ее отдал?

— Отдал. Он ужасно настаивал, а я еще не готов умирать. Кип, конечно, пришел в бешенство, но это плохое дело. Я знаю, что мой орден утверждает, будто в реликвиях Святой Крови нет божественности. Но я в этом не очень уверен. Наставник Урбана умер из-за нее, и тот человек из Оксфорда, который хотел ее украсть — тоже. Уитни. Урбан сказал, что и сам он умрет, как только доставит ее в Норвич. Такие вещи вне пределов понимания нас, смертных, и я намерен оставить все эти вопросы тем, кто, по их мнению, знает, что делает.

— Очень мудро, — согласился Бартоломью. — А где сейчас Кип?

— Я его не видел, после того как мы поругались. Может, уже умер — он-то трогал реликвию. Вы не думаете, что проклятье может пройти сквозь дерево, доктор? Я что, умру, только потому что подержал эту треклятую шкатулку?

— Нет, — ответил Бартоломью так решительно, как только мог. — Ты не умрешь. Однако твой приор может решить по-другому, если и дальше будешь притворяться. Ты не похож на больного, так что будь я на твоем месте, я бы не пытался его одурачить.

Томас заговорщически ухмыльнулся, и Бартоломью почувствовал себя виноватым.

Он попрощался и пошел к Майклу, стоявшему над Маленьким Томасом. И тут же почувствовал, что что-то произошло.

Несколько монахов сбились в молчаливую кучку за спиной у приора, а Томас стоял на коленях на полу с выражением ужаса на смуглом лице.