Мария Грин - Рубины Блэкхерста

Эти слова легли тяжелым камнем на сердце Хезер.

В холле наверху было холодно и сыро. Ветер, завывая, дул в окна. У Хезер пересохло в горле; она из последних сил старалась сохранить достоинство, не желая, чтобы обидчики видели ее замешательство и страх.

Мистер Пратт чувствовал себя не в своей тарелке. Он открыл дверь небольшой комнатки. Это была прочная дубовая дверь. Держа над головой свечу, сержант вошел внутрь.

— Ну что ж… здесь не так уж плохо. Через такие узкие окна бежать вряд ли удастся.

До того, как сержант довольно грубо втолкнул ее внутрь, Хезер успела встретиться с виноватым и сочувствующим взглядом Пратта. Дверь за ней с шумом закрылась, и она, окончательно потеряв самообладание, упала на пол.

Ее руки за спиной были втиснуты в наручники, и ей пришлось потратить несколько минут на то, чтобы хоть как‑то сесть. Затем, наглотавшись на полу пыли, она несколько раз чихнула. Наконец слезы окончательно одолели девушку, и отчаяние завладело сердцем. Беззвучный приступ его заполнил все ее существо, подобно темной жестокой силе, и только выплакав все свое горе и совершенно обессилев, Хезер почувствовала, что душевные силы постепенно начинают возвращаться к ней.

Она глубоко, прерывисто вздохнула и прошептала:

— Ну и попала же ты в переплет, Макси! — Она вспомнила свое ласковое прозвище, которое отец придумал ей двадцать лет назад. Эти слова растопили вдруг ледяные тиски ужаса, который проник в ее душу, и молодая леди смогла произнести в полный голос: — Так дело не пойдет. Из всего этого должен быть какой‑то выход. Думай, работай головой!

Ей надо бежать, как только начнет светать.

Стук твердых, заледеневших снежинок об оконное стекло наполнял комнату. Он то ослабевал, то с порывом ветра усиливался вновь. Время неумолимо двигалось к рассвету. Хезер лежала на кровати и дрожала от холода. Она, наверное, урывками все же спала, поэтому когда на двери стал отодвигаться засов, девушка вздрогнула. Дверь открылась, и в сумрачном свете Хезер увидела молодую, склонную к полноте служанку, одетую в скромный коричневый шерстяной халат, шляпу, в которой ходят крестьянки, и шаль грубой вязки. В руках у нее был поднос, от которого вкусно пахло жареным мясом, яичницей и свежезаваренным чаем.

Хезер облизала пересохшие губы и вспомнила, что она так и не поужинала. Молодая женщина попыталась сесть, но руки и ноги затекли от неудобной позы, в которой ей пришлось провести ночь, а холод проник до самых костей. Как Хезер ни старалась, она не смогла сдержать слез, стекавших по ее щекам.

— Ах, мисс, позвольте помочь вам, — предложила служанка. Она поставила поднос на стол, затем помогла встать Хезер на ноги. — Я принесла вам завтрак, потому что даже преступники имеют право на еду.

Пытаясь добраться до стола, Хезер едва не застонала от боли. Только теперь служанка заметила наручники.

— Мисс, но вы же не сможете поесть в этих наручниках! Я скажу офицеру, чтобы открыл замок. Сейчас он внизу около пивного бочонка и, кстати, очень доволен собой. Прошлым вечером сержант послал человека в Лондон с запиской для Боу Стрит и еще с одной — для законного владельца рубинов. Он, по‑моему, жестоко ошибается. Любому ясно, что вы настоящая леди и не способны на такое грязное дело, как воровство!

— Тогда вы меня уже не боитесь? — с удивлением спросила Хезер.

— Конечно же, нет. Любой, у кого есть хоть капля разума, увидит, что вы невиновны, как малое дитя. Я скоро вернусь. — Она вышла, оставив Хезер наедине со своим завтраком.

Несчастная тщательно осмотрела комнату. Небольшая, прямоугольной планировки, с темной обшарпанной мебелью, с тканым ковриком на полу, тоже обтрепанным, но чистым, крошечными окнами и небольшим зеркалом. Над очагом виднелся девиз, вышитый на ткани, обрамленный деревянной рамой: «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет».

Хезер в полной мере почувствовала мрачную иронию фразы. Кража как раз и наказывалась виселицей.

Она вспомнила доброе отношение к ней служанки, и ей снова стало до боли жаль себя. Девушка с благодарностью вспомнила все ее простые, добрые слова и жесты. Она вновь усилием воли подавила в себе желание расплакаться. Конечно, прислуге вряд ли удастся убедить этого глупого и высокомерного полицейского, что Хезер невиновна. Сержант не согласится снять с нее наручники. Если бы это случилось, она наверняка бежала бы через окно на веревке из простыней.

К ее полному удивлению, на пороге появился Бэгберн, что‑то бормоча себе под нос, за ним по пятам шла все та же служанка.