Пьер Пело: Братство волка

– Ради твоего же счастья, шевалье, – или любимый, если тебе угодно, – советую не любить ее так безумно, как сейчас. Если, конечно, она выживет.

– Она выживет.

– Per mia disgrazia, [12]– прошептала Сильвия и внезапно улыбнулась.

Развернувшись, она ушла прочь, будто растворилась в ночи, так и не увидев движения, которое он хотел было сделать в ее сторону, но передумал.

С тех пор он никогда не видел эту женщину. Сильвия исчезла из жизни Фронсака, оставив еще один шрам на его груди – на уровне сердца, – который иногда вдруг некстати напоминал о себе легкой болью, словно тлеющий, неугасающий огонь.

Грегуар был последним, кто покинул эту поляну вместе с солдатами, которые несли убитых, и капитаном дю Амелем, терпеливо ожидавшим его. В тот момент, когда он поднимался в седло, завыл волк. Его вой раздавался поблизости, в призрачном мраке ночи, посеребренном светом луны. Затем ему ответили остальные, и хор их голосов, казалось, спускался с горных вершин, покрытых деревьями, среди которых рыскали звери и пробирались люди. Грегуар сразу узнал голос волка, который заговорил первым; он словно увидел его огромную и величественную серую тень, увидел так, как видел волков, ждавших их в тот вечер, когда они вернулись в Жеводан. Он слышал этот жутковатый голос, узнавать который его научил Мани, и внезапно в его груди зашевелились, разгораясь, чувства и слезами выплеснулись наружу. Он энергично пришпорил лошадь.

Марианна пробыла без сознания три дня и четыре ночи, лежа в постели в замке Сент-Шели, куда граф де Моранжьяс, вернувшись из Лангоня, отвез ее по настоянию Тома д'Апше. Маркиз без обиняков заявил, что после всего случившегося у девушки нет никакой гарантии выздороветь в стенах родного дома, где ее, очевидно, отравили. Граф не был плохим человеком, тем более плохим отцом. Не был он и глупцом: внимательно выслушав молодого человека, граф де Моранжьяс согласился с ним и не стал препятствовать. А Тома тут же отдал распоряжение, чтобы о Марианне как следует позаботились.

На исходе ночи, когда погибли главные виновники и из развалин бывшего храма увели арестованных членов этого могущественного братства, в округе было задержано много других людей, которых разоблачили в зловредной еретической пропаганде. Граф, пострадавший от собственных родственников, не выказывал своих обид. Он сидел у изголовья постели дочери, которая не могла ни есть, ни пить, и, вполне вероятно, зачах бы вместе с ней, если бы не отец Жорж из больницы. Старик вспомнил, что такие симптомы, как жар, потливость, тошнота, внезапные судороги и удушье, он уже наблюдал во время болезни маленькой Сесиль, находившейся между жизнью и смертью после встречи со Зверем. Сердобольный отец Жорж долго сокрушался, когда после приезда Жана-Франсуа, который навестил малышку, чтобы осведомиться о ее здоровье, ей стало хуже. Кюре вспомнил, что молодой граф дал девочке лекарство, которое он для нее приготовил из трав, привезенных из путешествия по Африке.

Память отца Жоржа и его решительные действия, подкрепленные словесной заботой, – настолько обильной, что долгое время он вообще не мог внятно говорить, – спасли жизнь Марианны и, таким образом, спасли жизнь ее отца. Кюре вспомнил о противоядии, которое изготовил, как он говорил, «американшкий шелитель». Заветный мешочек с «лекарштвом» был обнаружен среди вещей Мани.

– А в этом мешочке, видишь ли, были засушенные травы, которые когда-то спасли тебе жизнь, моя храбрая Сесиль, – говорил седовласый господин, обращаясь к своей служанке. Он был без парика, с посеребренными висками, и его блуждающий взгляд, устремленный куда-то вдаль, свидетельствовал, что старик полностью погрузился в свои воспоминания.

Далекие образы внезапно ожили на исписанных мелким ровным почерком страницах, выпавших из пухлой папки, которая лежала на его столе. Здесь же находилась небольшая стопка листов, на которых он еще только собирался писать…

Тома д'Апше взял перо, обмакнул его в чернила и в нерешительности замер.

– Мсье маркиз, – настаивала Сесиль, – вам нужно поторопиться.

Крупная рыжеволосая женщина проявляла беспокойство и испуганно смотрела на своего господина. Точно такой же взгляд маркиз видел почти полвека тому назад, когда она не могла проснуться от своего кошмара.

– Поторопиться, – повторил Тома и напряг слух. – Их уже не слыхать.

– Но они идут. И они сердиты.