Сэр Роули ел паштет с видом побитой собаки.
— Она не хочет выходить за меня замуж! — жаловался он.
— А на что вы ей? У Аделии на уме одна наука. Не до мужа и детишек. Она ведь вроде как…
Гилта поискала правильное слово. Но единственное, что приходило в голову, — «она как единорог». То есть одна на весь мир.
— Аделия особенная, — в конце концов сказала Гилта.
— Будто я обычный! — возмутился сэр Роули.
Гилта пододвинула гостю миску с другим паштетом.
— Вы чисто ясный сокол и всем берете, но она… она…
Опять сравнение находилось с трудом.
— После того как Господь ее испек, он разломал форму. Этот пирог не про вас одного, а для всех.
— И что, мне следует отказаться от любимой?
— Ну, о женитьбе следует забыть, — сказала Гилта. Затем лукаво прибавила: — Но в народе говорят: «Есть не один способ отодрать кошку».
Гилта про себя уже давно решила, что вышеупомянутая кошка давно нуждается в том, чтобы ее хорошенько, со знанием дела и не единожды… отодрали. По мнению экономки, замечательная, бесподобная женщина вольна сохранить свою независимость, но грех не собрать кой-какие воспоминания, которые будут греть ее на старости лет в холодные зимние вечера.
— О Боже, Гилта, что ты предлагаешь! У меня честные намерения по отношению к твоей хозяйке!
Гилта никогда не связывала понятие «честность» и те чувства, которые по весне берут в полон мужчин и женщин…
— Так далеко не уедешь, — возразила она. — Надобно смекалку проявить.
Сэр Роули, прищурившись, уставился на Гилту:
— Что ты предлагаешь?
— Ах ты Господи! А на вид взрослый мужчина! Разве она не доктор?
— Именно поэтому Аделия не желает со мной знаться!
— А что врачи делают?
— Лечат больных.
— Ну и пусть она вас подлатает. И чем безнадежней вы будете, тем нежнее она станет о вас заботиться-ухаживать. Только на сей раз вы будете лежать в притворной горячке, ну и… пошло-закрутилось…
— Ай да Гилта! Вот советчица! — восхищенно сказал сэр Роули. — Скинула б десяток-другой лет, я б на тебе женился!
У ворот женского монастыря гудела толпа возбужденных горожан. У многих в руках были вилы или топоры.
Аделия в ужасе покачала головой. Стало быть, в городе прознали о Веронике. Что ж, этого следовало ожидать. Привычные к самосуду, кембриджцы сбежались громить монастырь почти с тем же энтузиазмом, с каким год назад гоняли евреев. Толпа есть толпа, и большого ума от нее ждать не приходится.
Перед обителью собрались в основном ремесленники и мелкие торговцы. Их гнев смешался с другим чувством… приятного возбуждения, что ли?
Теперь ярость подогревалась стыдом. Убийцы оказались не чужаками, которых и без того не любили, а своими. Гостеприимный богатый рыцарь и набожная монахиня с ангельским личиком. Кто бы мог подумать? Сэру Джоселину каждый день кланялись, а с хорошенькой монашкой перешучивались…
Было уже известно, что Веронику из монастыря увезли в неизвестном направлении. Однако толпе свербело кого-нибудь прикончить. Почему бы за неимением лучшего не повесить настоятельницу Джоанну? Недоглядела, вовремя не распознала… а может, они вообще были сообщницами!
Ульф быстро переговорил на диалекте с Джилом Кокером, которому Аделия некогда спасла ногу. Она не поняла ни слова. Кровельщик тепло поприветствовал врачевательницу. Но в его руках были вилы.
Ульф отвел хозяйку в сторонку и сказал:
— Кокер не советует заходить в монастырь. Мало ли что случится…
— Это необходимо. Вальпурга моя пациентка.
— Вы как хотите, но я туда не попрусь! Я здешний народ знаю. В запале кого хошь укокошат! Не за грош пропадем!
Вид у мальчика был огорченный, но решительный.
— Понимаю, — со вздохом сказала Аделия.
Знала бы она, что у монастыря заваривается такая каша, сама бы не взяла Ульфа.
Пока горожане разжигали себя на штурм, в воротах открылась калитка, из нее выбежали двое монастырских слуг и стороной от толпы бросились наутек. Аделия беспрепятственно скользнула внутрь обители, закрыла за собой калитку и задвинула засов.
Двор пустовал. Вход в церковь, где находились мощи святого Петра, был заколочен досками.
«Что же теперь будет? — подумала Аделия. — Выяснилось, что мальчика никто не распинал и евреи никакого отношения к убийству не имеют… Выходит, бедняжку Петра пора вычеркнуть из святых? Было б странно, если бы к нему по-прежнему валили паломники…»
Аделия пошла к дому, где жили монахини.
В конюшне не осталось ни одной лошади. В хлеву — ни единой свиньи или коровы. Все двери распахнуты настежь.
Читать дальше