Дмитрий Леонтьев - Дмитрий Леонтьев Петербуржская баллада

— Врет он все, ничего я ему не говорил!

— А я ничего у него и не спрашивал, — впервые отреагировал на его протесты мужчина, — не было необходимости. Я и так знаю, что правда, а что — нет...

Из стенного шкафа послышался слабый шорох. Мужчина поморщился, подошел и, распахнув дверцу, посмотрел на скорчившегося там человека. Бутаев испуганно вскрикнул: в бесчувственном теле, лежащем среди папок с документами и учебными пособиями, он узнал директора института.

— Кто вы?! — осипшим голосом спросил он.

— Не задохнулся бы старик, — озабоченно пробормотал мужчина, проверяя у директора пульс. — Ладно, пора заканчивать...

И эта его механическая деловитость, полное отсутствие эмоций пугали куда больше крика и угроз. Но в следующую секунду все переменилось. Словно подброшенный мощной пружиной, он одним прыжком оказался возле растерявшегося студента и мощным ударом в поддых заставил его согнуться пополам. Достал из кармана кусок пластыря, заклеил своей жертве рот и спрятанной за креслом веревкой ловко прикрутил Бутаева к стулу.

— Как ты уже понял, я не из милиции, — вновь спокойно и безразлично пояснил он, — а потому долгих и глупых допросов не будет. Будет короткий и умный. Меня интересует только одно: адреса и имена людей, проводивших съемку и участвовавших в ней. Не крути головой, то, что ты хочешь сказать, я знаю. Меня интересует то, что ты сказать не хочешь. А потому, экономя свое и твое время (наверняка тебе так же малоприятно общаться со мной, как и мне с тобой), я быстро и очень болезненно сломаю тебе пальцы на левой руке. Потом дам в правую ручку, и вот на этом листе бумаги ты напишешь мне их данные. Если мои усилия пропадут впустую, я приступлю к следующему этапу — у меня богатый опыт на этот счет. Мне нередко доводилось добывать от пленных сведения в кратчайшие сроки, а это были люди куда покрепче тебя. Ты все понял? Тогда начнем.

Через пять минут он уже держал листок бумаги, исписанный дрожащей рукой Бутаева вкривь и вкось.

— И это все, что ты знаешь? — недоверчиво покосился он на трясущегося от боли и страха студента. — Адрес офиса в Веселом поселке? — Бутаев кивнул, что-то мыча сквозь закрывающий рот лейкопластырь. — Они там собираются? — догадался мучитель. — У них своя фирма? Официальная? Чем занимаются? Напиши... ма... А, мазутом. Стало быть, порнография — это хобби? Ну-ну. Дома ты ни у кого из них не был и по телефонам не звонил? Только офис... Ну что ж... Достаточно пока и этого. Теперь остался последний вопрос: что с тобой делать? Да не мычи ты так, с мысли сбиваешь. Заказ на тебя сделан, однако, с другой стороны, такого слизняка даже убивать противно. Правда, такие подонки, как ты, быстро забывают все уроки и вновь пакостят, гадят, поганят. Как же быть? Хорошо, я дам тебе шанс. Ты же будущий врач? Человек, который вскоре будет иметь власть над жизнью и здоровьем людей. Посмотрим, насколько ты готов к ответственности, ибо начинать тебе придется с себя самого. Твою жизнь и твое здоровье я передаю в твои собственные руки. Попытайся их удержать...

Через десять минут пустые коридоры института огласил истеричный женский вопль. Захлопали двери аудиторий. Выскочившие в коридор студенты увидели воющую от ужаса секретаршу директора. У ее ног скрючился в луже крови бледный до синевы Бутаев. Пальцы на его левой руке были неестественно вывернуты, а когда-то светло-голубые джинсы стали черными от крови. Рот его был по-прежнему заклеен лейкопластырем, и потому он лишь мычал, стоная жалобно и тихо. Визг оборвался — секретарша упала в обморок рядом с искалеченным телом, пачкая белую блузку в разбрызганной вокруг крови. Сквозь толпу студентов энергично протиснулся молодой, широкоплечий мужчина. Перевернув стонущего студента на спину, он одним резким движением содрал с его губ лейкопластырь и требовательно, наступательно-громко спросил:

— Бутаев?.. Кто это сделал? Куда он пошел?.. Ты меня слышишь?! Что ты ему сказал? Отвечай: что он от тебя узнал?

Бутаев в ужасе смотрел на него широко раскрытыми глазами, в которых уже явственно были заметны искры безумия, и, зажав руками низ живота, пытался отползти, извиваясь всем телом.

— Что ты ему сказал?! — продолжал настаивать мужчина. — Ты меня понимаешь? А-а, черт!..

Он с трудом протиснулся обратно, за плотное кольцо окружавших его людей, и, достав телефон, набрал номер:

— Иннокентий Семенович? Это Пискунов. У нас проблемы... Да, не уследили. Я знаю... Никто не думал, что он отважится действовать прямо в институте, в кабинете директора... Безумие какое-то... Нет, жив. Ничего сказать не может — шок. Болевой и психологический... Тут, знаете ли, такое дело... Он его кастрировал... Да делаем, делаем, господин подполковник... Знаю... так точно... Институт и так окружен, можем только прочесать этажи, но... Да, я думаю, что бесполезно... Я знаю... Да, виноват... Мы... Я... Но...