Карло Мартильи - 999. Последний хранитель

— У меня уже есть суждение. Я просто хочу еще кое-что о тебе узнать.

Джованни протянул ей ладони, и она принялась разглядывать их, изумляясь форме. Они были большие, но нежные, с длинными тонкими пальцами. В них чувствовалась особая нервная сила. Руки одновременно мужские и женские. Леонора осторожно сжала их и закрыла глаза. Она тотчас же перенеслась в целое море ощущений, сразу распутала их переплетение и вздрогнула.

— Ты молод и красив, Джованни, но от твоих рук идет странное ощущение, будто ты уже очень много успел пережить. В тебе словно горит огонь, который тебя сжигает. Если он выйдет наружу, то спалит все кругом.

Джованни Пико на миг застыл в молчании.

— Это моя сфера, Леонора, мой огненный шар, ты правильно разглядела.

— Какой шар?

— Тот, что появился в день моего рождения. Врачи и акушерки, бывшие при родах, видели, как в комнате парил огненный шар. Я снова его увидел в день смерти моей матери, пятнадцать лет спустя, и с того дня я его постоянно ощущаю, он во мне. Я и нынче ночью его видел, он со мной говорил. Ты первая почувствовала присутствие шара, ничего о нем не зная. Теперь я наконец могу думать, что не сошел с ума.

— Нет, Джованни, ты не сумасшедший.

Их тела качнулись друг к другу, но всего лишь на миг. Оба отступили, опустив глаза.

— Зато ты очень любопытный и теперь захочешь узнать, кто я такая. Но уже поздно. Мне надо добыть кое-что для тебя!

Леонора улыбнулась ему и выбежала из комнаты с узлом в руках. В нем лежала одежда графа, за которую она надеялась выручить больше, чем было возможно.

Рим

Понедельник, 25 декабря 1486 г.

Иннокентий VIII только что закончил служить торжественную рождественскую мессу. Он восседал в папском кресле, которое несли особые слуги в кармазинных одеждах. Перед ним выступали двадцать кардиналов, следом шествовали сорок епископов. Рукой в белой перчатке понтифик благословлял толпу знатных горожан и торговцев, пришедших к торжественной мессе.

Франческетто и камерарий, кардинал Сансони, находились в просторной ризнице базилики, готовые к приему просителей, которые уже сгрудились у входа. Толпу с трудом сдерживал отряд стражников в парадной форме. На массивном дубовом столе было разложено множество пергаментных свитков. На некоторых уже стоял оттиск папской печати, висевшей на поясе Франческетто. Это был долгожданный для него момент, потому что на Рождество и на Пасху продавалось много индульгенций. Предыдущий Папа из дома делла Ровере поставил на широкую ногу эту коммерцию, весьма выгодную для церкви.

Франческетто, с согласия отца и кардинала Сансони, расширил торговлю, сделав тарифы приемлемыми и для людей победнее. Теперь каждый платил за что мог, вне зависимости от совершенных грехов. Если в народе говорили, что его святейшество поднимается с постели от своих шлюх, чтобы открывать и закрывать калитку в чистилище или в рай, то это только от зависти.

Вчера были хорошие предзнаменования. На Рим налетела сильная буря. Молния поразила башню ненавистных Орсини и едва не погубила Джованни Баттисту, кузена того самого Лодовико, который возглавлял проклятую семью. У Папы появилась возможность в торжественной проповеди сравнить эту молнию с божественным судом. Он описал ужасы чистилища и ада в столь душераздирающих и жутких тонах, что Франческетто решил добиться отпущения всех грехов. Сынок понтифика подарил самому себе полную индульгенцию и, не заплатив ни гроша, поставил свою подпись рядом с печатью наместника Христа.

Франческетто узнал, что Христофор наконец-то приезжает из Генуи, чтобы предоставить в распоряжение отца свое искусство химика и алхимика. От этой новости Иннокентий пришел в хорошее расположение духа и снова начал улыбаться сыну, чего с ним не случалось с того самого дня, как тот принес ему рукописи графа делла Мирандолы.

Кардинал Сансони дал знак страже впустить первого просителя и спросил, не поднимая глаз:

— Ваше имя.

— Джованни де Маджистрис, ваше высокопреосвященство, — ответил тот.

Сансони посмотрел на него. Визитер был толстый и потный, в черной суконной шляпе. Его лапсердак, тоже темный, был хорошо сшит, на шее висело украшение с выгравированным на нем гусиным пером.

— Вы из благородных?

— К сожалению, нет, ваше высокопреосвященство, — ответил человек, тиская в руках берет.