Вадим Кожевников - Щит и меч. Книга вторая

— Врете.

Шмидт стоял, положив руку на пистолет Вайса. И хотя говорил он негодующим тоном, напряженное выражение его лица свидетельствовало скорее о торжестве, чем о негодовании.

— Ладно, — примирительно сказал Вайс. — Я хотел оказать вам любезность. А теперь верните мне бумаги. И выпьем. — Он подошел к столу.

— Нет, — сказал Шмидт. — Все будет не так.

— А как?

— Я приобретаю ваши бумаги и плачу вам за них английскими фунтами. — И уже тоном приказания произнес: — Садитесь за тот стол и пишите расписку.

— Ну конечно, — сказал Вайс. — Я готов. — Уселся за стол, полуобернулся. — Но сумма, надеюсь, будет четырехзначной?

— Пишите, — повторил Шмидт. И продиктовал: — «Я, такой-то, получил одну тысячу фунтов за информацию, переданную Интеллидженс сервис». И поставьте рядом со своей подписью сегодняшнее число.

— Ну что за глупые шутки! — взмолился Вайс.

— Пишите, — вновь повторил Шмидт, встав за спиной Вайса и упирая ему в затылок ствол «зауэра».

— Не давите так, мне больно.

Шмидт, убедившись, что Вайс в точности выполнил его требование, указал пистолетом на закусочный стол:

— Ну-с, теперь вы можете пересеть туда и выпить уже за наши с вами общие успехи.

Вайс покорно подчинился и, наполняя дрожащей рукой свою рюмку, пролил несколько капель коньяку на скатерть.

— Бросьте трусить! — презрительно сказал Шмидт. — Теперь уже поздно. Трусить нужно было раньше, когда вы решились прийти ко мне.

— Я понимаю, — подавленно пролепетал Вайс, поднимая на Шмидта глаза, жалобные, тоскующие... — Я в ваших руках.

— Вот теперь вы умница. Значит, не потеряли способности соображать. А сейчас слушайте и запоминайте.

Шмидт подробно и точно сообщил Вайсу поучающим тоном, в чем будут состоять его функции. Когда он закончил, Вайс спросил несколько разочарованно:

— И это все?

— Да.

— И только ради этого вас сюда перебросили?

— Ну, это не вам со мной обсуждать.

Вайя выпрямился. Лицо его стало жестким. И вдруг он приказал Шмидту:

— А ну, сядьте. И перестаньте вертеть перед моей физиономией моим же незаряженным пистолетом. — Выхватил из кармана другой пистолет. — А вот этот, — сказал он, — с полным комплектом. И действует бесшумно, если вы обратите внимание на глушитель. Тоже зауэровское производство, но для специального, не фронтового назначения. — И пожурил: — Нехорошо, мистер, как вас там... Наверно, давно работаете, и вдруг — такойц грустный финал. У вас есть жена, дети, родственники? Почему вы молчите? — Защелкнул наручники на вытянутых вперед руках Шмидта. Объяснил: — Это только в целях сохранения вашей же жизни. Вдруг разгрызете ампулу с ядом и удалитесь в мир иной, лишив нас ценных показаний...

Шмидт молчал. Вайс привязал его к спинке тяжелого кресла, повернул ключ в двери и начал тщательно, сантиметр за сантиметром, обследовать комнату.

Лицо Шмидта стало серым, на висках выступили капельки пота.

Вайс налил ему коньяку, дал выпить из своих рук, спросил:

— Почему вы нервничаете? Ведь англичане славятся своим хладнокровием. Вы меня просто разочаровываете.

В книжном шкафу Вайс без особого труда обнаружил радиопередатчик английского производства. Осмотрев его, занялся портсигаром Шмидта: осторожно разламывал каждую сигару и в одной из них нашел тоненький листок шифровки. Потом сел, взял в руки молитвенник и внимательно перелистал. Над отдельными строками псалмов оказались еле заметные на бумаге шероховатости. Сказал с упреком:

— Все-таки вы консерваторы. Почему-то пользуетесь для кода священным писанием.

Раскрыл чемодан Шмидта, вынул из него новые полуботинки на толстой каучуковой подошве, понюхал, надавил пальцем, похвалил:

— А вот и она, ваша прославленная мастиковая взрывчатка. Остроумно. Такой способ хранения — новость. — И снова подошел к книжному шкафу. Между страницами книг были заложены крупные английские купюры.

Шмидт наконец открыл рот:

— Возьмите деньги себе. Я считаю, вы их заработали.

— Будьте спокойны, не растеряюсь, — сказал Вайс. Сел напротив Шмидта, испытующе глядя на него, спросил: — Хотите еще выпить?

Шмидт кивнул.

Вайс налил половину рюмки. Шмидт усмехнулся.

— Что же вы жалеете мне мой же коньяк?

— Я не хочу, чтобы вы напились. — Осведомился деловито: — Дадите о себе нужные сведения?

— Нет, — отрезал Шмидт.

— Значит, предпочитаете ораторствовать на удитории, которая будет вас обрабатывать, применяя все доступные ей средства?