Макс Коллинз - Кровавый срок

— Никуда вы не пойдете! Двигайте сюда ваш стул и садитесь, составьте мне компанию.

— Ну... — Она задумалась. Я знал, что прислуга — особенно цветная прислуга — не должна обедать с гостями — особенно с белыми гостями (как будто в «Вестбурне» бывают какие-то другие!). Но я ведь и не просил ее есть со мной. Просто посидеть и поддержать разговор.

Она присела.

— Приближается шторм.

— Вы думаете? Вроде не очень темно.

— Понюхайте воздух. Чувствуете, шторм приближается?

По-моему, в воздухе была лишь соленая свежесть моря. Я был только рад, что наконец-то подул ветер, отдаленно напоминающий бриз.

— А сколько всего слуг в поместье, мисс Бристол?

— Три-пять человек в доме, двое — охранники. Вы уже знакомы с Сэмьюэлом. Он занимается хозяйством, а по ночам он — сторож. Еще один слуга убирает в доме. Повар, я уже о ней говорила. И я, я ухаживаю за сэром Гарри и леди Юнис.

— Что вы делаете?

Она пожала плечами.

— Слежу, чтобы они делали все, что запланировали. Приношу леди утром ее одежду, уношу ночью. Много чего.

— Да вы почти секретарша.

Она улыбнулась — ей это понравилось.

— Почти. Я всегда старалась быть разносторонней.

— Мисс Бристол, простите, а где вы ходили в школу?

Она казалась одновременно удивленной и польшенной, что я спросил об этом. Ее рука сжала колено.

— Здесь, в Нассау. Я окончила школу Хант Гавернмент.

— Вы — ее гордость. А как насчет колледжа?

Она слегка вздрогнула.

— Нет. Здесь, в Нассау, совсем нет колледжей... у меня есть брат, он очень способный. Мы надеемся, что сможем когда-нибудь послать его в колледж в США, там ведь есть колледжи для негров.

— Конечно, есть. Могу поклясться, что вы закончили один из них.

Она опустила глаза. В первый раз она показалась мне по-настоящему смущенной.

— Я люблю читать, мистер Геллер. Мне нравятся книги, понимаете? — Тут она подняла на меня свои внимательные глаза и ее ресницы затрепетали, когда она говорила: — Я думаю, самое большое зло — это невежество. Как вы считаете?

Мне показалось, что небо потемнело еще больше. Может, она была права — действительно приближался шторм?

— Понимаете, мисс Бристол... Боюсь, понятие «зло» гораздо страшнее, чем «невежество». Но, возможно, невежество причинило людям больше вреда, чем жадность или ревность, или даже война. Я и сам сейчас как бы борюсь с невежеством.

Ее глаза сузились.

— Вы что, учитель?

— Нет. Я — детектив.

— Правда? Полицейский?

— Ну, не совсем. Я — тот, кого сегодня называют частным сыщиком.

Она оживилась.

— Как Хэмфри Богарт?

Я засмеялся.

— Почти. Боюсь, я сказал вам больше, чем должен. Нам лучше не касаться личных дел сэра Гарри. Извините, мисс Бристол...

Она понимающе кивнула. Какого я свалял дурака, что сказал ей, кто я! Она ведь думала, что я — просто какой-то деловой партнер ее шефа.

Мы просидели в неловком молчании с минуту. Я ел и смотрел на огромное море. Где-то, по другую его сторону, сейчас сбрасывали правительство Муссолини, а в Кёльне немцы пытались оправиться от налета тысяч бомбардировщиков союзников. И почти столько же внимания привлекал Чарли Чаплин, вернувшийся назад, в Англию, и женившийся на юной Уне О'Нил.

Но все это казалось мне нереальным, происходящим в каком-то другом мире, когда я сидел на крыльце поместья Оукса и глядел на море — то самое море, на котором, может, прямо сейчас, когда я доедал свой черепаховый суп, умирали люди.

— Восхитительный суп, — сказал я, дотрагиваясь салфеткой до губ. — И блинчики тоже отменные.

— Я их только что разогрела. Их приготовили прошлой ночью. Они вкуснее, когда мясо мидий свежее.

— Мидий?

— Да, мясо из таких маленьких перламутровых раковин. Его обычно пробуют все туристы.

— О, понятно. Все равно, как бы это ни называлось, блинчики — просто замечательные.

Она усмехнулась.

— Вы попробуете еще много мидий, пока будете здесь, мистер Геллер.

Она не позволила мне помочь ей унести поднос с посудой, но я все равно пошел вместе с ней на кухню и сказал, почти прошептал ей:

— Только, пожалуйста, никому не говорите, что я — детектив.

— Мистер Геллер, — мягко ответила она. — Вы — хороший человек. Я бы никогда не сделала то, чего вам не хочется.

Наши глаза встретились — и одну секунду мы были вместе. Одну старую как мир секунду, когда есть только мужчина и женщина, а вся культура, время и табу не значат ничего. Но это длилось всего одну секунду, а потом мы оба отвели глаза, смущенные.