Макс Коллинз - Похищенный

– Где сейчас находится ребенок? – спросила Эвелин.

– Понятия не имею, – проговорил он, энергично пожав плечами. – Знаю только, что мальчик в надежных руках. Пока он жив, некоторых влиятельных людей нельзя будет обвинить в убийстве.

– Никто вам не верит, Минз, – сказал я.

– Простите?

– Никто не верит, что вы были вдохновителем этого похищения. Вы волк, прикинувшийся невинной овечкой.

Он негромко рассмеялся:

– Хорошо сказано, Геллер. Хорошо сказано. А вы сами что думаете?

– Я думаю, вы на этот раз впервые в своей жизни говорили правду или по крайней мере больше правды, чем обычно. А вот действительно ли вы хотите, чтобы вам поверили, или нет, это вопрос, на который я не осмелюсь ответить. Можно только догадываться о том, что происходит в темных коридорах вашей души.

Он кивал, улыбаясь своей проказливой улыбкой.

– На месте Аля Капоне, – сказал я, и улыбка его моментально исчезла, словно одно это имя приводило его в замешательство, – я использовал бы вас в качестве посредника. Как человек со связями в кругах бутлегеров, в политических кругах и высшем обществе вы являетесь идеальным посредником для Капоне, если не учитывать, конечно, что вы совершенно ненадежный человек.

– О, – сказал Минз, качая в воздухе указательным пальцем. – Ну а если я боялся бы своего нанимателя...

– Если бы им был Капоне или кто-нибудь, равнозначный ему, с Восточного побережья, например Лусиано или Шульц, вам пришлось бы действовать честнее, чем обычно, чтобы не накликать беду на ваш толстый зад.

– Геллер, это некрасиво с вашей стороны. Использование таких выражений неуместно в присутствии миссис Мак-Лин.

– Идите к черту, сэр, – сказала она ему.

Он явно упал духом.

– Возможно, я обидел вас, моя дорогая, но между старыми друзьями не должно быть столь враждебных отношений.

– Она заслужила право так относиться к вам, отдав вам сто тысяч, которые исчезли, – заметил я.

– Сто четыре тысячи, – поправил он меня.

Я с улыбкой покачал головой:

– Ни стыда, ни совести у вас нет, Минз.

– Я не в силах контролировать свое воображение, – мрачно проговорил он. – Мои фантазии – побочный продукт душевной болезни. Поэтому, друзья мои, я и настоял на том, чтобы меня положили в эту больницу.

– А может быть, вам просто не понравилась тюрьма в Ливентворте?

– Признаюсь, здесь действительно поприятнее, – весело проговорил он. Потом лицо его стало серьезным: Понимаете, я надеюсь, что мне сделают операцию на мозге, после чего я смогу быть нормальным членом общества и меня можно будет досрочно освободить из тюрьмы.

Гастон Минз пытался осуществить свою последнюю и самую крупную аферу: он тешил себя надеждой, что ему когда-нибудь удастся выйти из тюрьмы, хотя стеклянный взгляд его глаз говорил о том, что он сам не особенно верил в свой успех.

– Скажите мне одну вещь, Минз, – сказал я. – Пожалуйста, будьте со мной хоть раз откровенны, потому что то, о чем я вас спрошу, не имеет большого значения. Мне просто хочется знать.

– Геллер, мы с вами друзья уже много лет. Неужели вы думаете, что я откажу вам в такой мелкой услуге? Спрашивайте.

– В тридцать втором году я, Эвелин и ее служанка Инга останавливались в ее сельском имении под названием Фар Вью, и ночью кто-то ходил по дому, стягивал с постелей простыни, топал по полу запертого верхнего этажа. Это случайно не вы старались нас напугать?

– А, Фар-Вью, – задумчиво проговорил Минз. – Говорят, в нем обитают привидения, знаете. По ночам с грохотом падают некоторые вещи, не так ли?

– Я думаю, вы это знаете лучше нас.

Ему понравилось мое замечание.

– Даже через столько лет вы не можете забыть о своей встрече со сверхъестественным, Геллер, не так ли? Это вы-то, упрямый, проницательный реалист!

– Вы не хотите быть со мной откровенным, Минз?

– Геллер, вы из тех людей, что занимаются любовью с женщиной при включенном свете, – он с извиняющимся видом повернулся к Эвелин: – Пожалуйста, простите мне мою вульгарность, Одиннадцатый. – Он снова посмотрел на меня с осуждающим и одновременно веселым выражением на лице. – Разве вы не знаете, что в жизни есть вещи, которые лучше хранить в тайне?

– До свидания, Минз, – сказал я, вздохнув.

Эвелин ничего не сказала ему.

– Спасибо, что зашли, друзья мои, – бодро сказал он. – Да, Одиннадцатый, если я вспомню, с какого пирса бросил ваши деньги, то сразу свяжусь с вами.

Мы оставили его сидящим на кровати; с глупой улыбкой на унылом лице он походил на Траляля, у которого умер Труляля [16].