Макс Коллинз - Проклятые в раю

И я повернулся и уставился в гущу зарослей, словно они могли мне что-то поведать. Но лунный свет не проникал сквозь эти кусты, ничего не было видно.

Зато я кое-что услышал.

Кого-то.

— Здесь кто-то есть, — прошептал я, загораживая Беатрис рукой. — Быстро в машину!

Здесь был не один человек — я слышал, как они двигались, веточки пощелкивали у них под ногами. А я не захватил оружия! Ну кому придет в голову обвешиваться девятимиллиметровыми браунингами, когда он идет на свидание со служанкой, похожей на гейшу?

Затем, по одному, они появились из темноты — четыре лица, принадлежащие четырем мужчинам, мрачные лица, которые казались белыми в свете луны, но сами эти лица не были белыми, о, нет.

Это были лица четырех мужчин, четырех оставшихся, которые привезли сюда Талию Мэсси, изнасиловали и избили ее.

Они молча надвигались на меня, и я схватился за ручку дверцы, но она выскользнула у меня из пальцев.

Автомобиль уезжал из прибежища влюбленных — без меня.

Вцепившись пальцами с кроваво-красными ногтями в руль, Беатрис крикнула из машины:

— Я сделала, как вы просили. А теперь оставьте меня!

Я догадался, что обращается она не ко мне.

Я попятился, и они окружили меня. Четверо парней в хлопчатобумажных штанах и шелковых рубашках навыпуск, рубашки были темного цвета, что помогло им оставаться незамеченными, пока они сидели в кустах и ждали. Но когда я вышел на залитое лунным светом открытое пространство, а они, словно танцуя какой-то островной танец, вышли туда вслед за мной, на темно-синей, темно-зеленой и темно-пурпурной рубашках расцвели желтые, молочные и красные цветы — удивительно нарядная одежда для банды мерзавцев, сидевших в засаде.

Я остановился и повернулся внутри круга, не желая, чтобы кто-то оставался у меня за спиной. По фотографиям из досье я узнал их: Дэвид Такаи, гибкий, как лезвие ножа, темнокожий, плоское овальное лицо, внимательный взгляд ярких глаз, блестящих, как отполированные черные камни, черные волосы зачесаны назад; Генри Чанг, низенький, плотный, глаза горят негодованием, курчавые волосы кажутся шапкой над гладким, узким лицом, по выражению которого непонятно — разразится он слезами или взорвется гневом, Бен Ахакуэло, широкоплечий боксер, светлая кожа, он был бы красив, как картинка, если бы не густые брови над темными печальными глазами; и Хорас Ида, чей вид меня поразил, потому что на фотографии было запечатлено только круглое полное лицо со щелочками глаз и неаккуратный валик черных волос, и я оказался не готов к тому, что эта голова с по-детски пухлым лицом венчала невысокое, крепкое и гибкое, сильное тело, не говоря уже о том, что эти глаза светились умом, тревогой и серьезностью.

— Какого черта вы собираетесь со мной сделать? — спросил я, постаравшись, чтобы в голосе прозвучало негодование, позволившее бы скрыть охвативший меня страх.

В течение нескольких мгновений единственным ответом был шум волн, разбивавшихся о риф, и шелест трогаемых ветром листьев. Ида посмотрел на Ахакуэло, словно ища поддержки. Но широкоплечий боксер со скорбными глазами молчал.

Наконец Ида сказал:

— Просто хотим поговорить.

Я медленно поворачивался в их кругу, и сейчас Ида оказался как раз лицом ко мне.

Я покрепче уперся ногами в землю.

— Ты спикер?

Ида пожал плечами. Я понял это как «да».

— Если вы хотели поговорить со мной, — сказал я, — могли бы прийти ко мне в отель.

Ида рассмеялся.

— Мы притягиваем газетчиков и копов, как дерьмо мух. Или вы думаете, что парни Ала-Моана могут прийти потанцевать в «Ройял Гавайен»?

Генри Чанг усмехнулся, на лицах остальных двух не отразилось ничего. Этих четверых, а до этого — пятерых, вместе с покойным Кахахаваи, конечно же, называли «парни Ала-Моана», по названию этого удаленного и разоренного места, где было совершено их предполагаемое преступление.

— И потом, — пожав плечами, сказал Ида, — откуда мы знали, что вы обратите на нас внимание? А здесь обратили.

Он был прав.

— Что вам, парни, от меня надо?

— Если захотим, можем вас отделать, верно?

Сжав руки в кулаки, я начал поворачиваться по кругу.

— Это может обойтись вам дороже, чем вы думаете...

Теперь заговорил Генри Чанг, но это было больше похоже на лай:

— Но мы можем, правильно, белый?

— Да, — согласился я. Меня мутило — первый, кто даст мне в живот, получит в лицо остатки сахарной ваты. — Да, полагаю, что вчетвером вы значительно превосходите меня по силе. Что скажете, если сойтись по очереди, по-спортивному?