Макс Коллинз - Смерть в послевоенном мире (Сборник)

Я толкнул его в лицо кулаком, и он опрокинулся навзничь. Он лежал на спине и извивался. Я извлек нож из раны; на плаще остался прорез.

— Бедный Отто хотел выйти сухим из воды. Совершить маленькое похищение, заработать на нем немного денег, отобрав их у этих ненавистных сучьих детей — социалистов, из-за которых он лишился работы. Но в тебе он нашел гнусного убийцу, Джим. Ему пришлось снова стать мясником и разделать ту маленькую девочку, чтобы замести твои следы.

В глазах Ватсона еще теплилась искра жизни. Едва живой, Отто лежал около ванны для стирки и хрипел.

В одной руке я все еще держал нож; кровь, сочившаяся из раны на другой руке, намочила рукав рубашки, но боли я почти не ощущал. Я всерьез подумал продолжить упражнения с ножом над Ватсоном; меня так и подмывало хотя бы несколько раз подколоть его. Но я не смог преступить черту вседозволенности.

В кармане пиджака лежала пачка «Кэмела», которую я забрал у Джорджа Морелло. Вынув сигарету, я закурил, наблюдая, как Бергструм и Ватсон умирали.

Пришлось выкурить почти две сигареты.

Затем я вытер все, к чему прикасался, положил нож рядом с телом Ватсона и покинул этот импровизированный склеп. Вышел в темноту, в летнюю ночь, в очищающий теплый дождь, который мгновенно погасил остаток второй сигареты.

Смерть Отто Бергструма и Джеймса Ватсона привнесла причудливый сюжетный ход в сагу «убийцы с губной помадой», но ни полиция, ни пресса не позволили «фатальной ссоре между друзьями» повлиять на принятый сценарий.

Оказалось, что удалось даже найти мотив для объяснения этого убийства: Ватсон будто бы ссудил Отто пятьсот долларов для оплаты долга. Отто, видимо, играл на скачках. Поговаривали, что Ватсон, зная о причитавшихся Отто деньгах за дело Кинана, потребовал с него уплаты долга. Известно, что оба они отличались скверными характерами, оба убивали во время войны, — правда, каждый из них участвовал в своей войне.

Полицейские так никогда и не смогли понять, как два человека умудрились убить друг друга одним и тем же ножом, но подобное обстоятельство, кажется, никого уже не интересовало. Меня это вполне устраивало. В ту дождливую ночь никто не видел меня у места происшествия, по крайней мере, никто не удосужился сообщить об этом.

Лэппсу предъявили обвинения в многочисленных кражах, разбойных нападениях и убийствах. Его адвокаты вступили в такие отношения с государственным прокурором, которые несколькими годами позже досужие журналисты назвали «странными, беспрецедентными отношениями сотрудничества».

Чтобы спасти своего подзащитного от электрического стула, защитники, несмотря на то, что проведенное по делу Джерома Лэппса расследование было признано прокурором «недостаточно успешным», посоветовали мальчишке просить о помиловании.

Если бы Лэппс сознался в совершении убийств Каролины Вильямс, Маргарет Джонсон и Джоэн Кинан, то государственный обвинитель был готов пойти на применение взаимозасчитываемых сроков наказания, что означало возможность выхода на свободу после двадцати лет тюрьмы.

Лэппс, как мне рассказывали, с неохотой согласился на сделку с прошением о помиловании, но когда юноша предстал перед судом, чтобы объявить о формальном признании вины, то вместо этого он заявил:

— Не помню, чтобы я кого-либо убивал.

Подобное своеволие дорого обошлось ему. Хотя Лэппс дал те признания, которых от него требовали, сделка не состоялась: единственное, чего он добился, — так это избежал электрического стула. Его осудили на три взаимозасчитываемых пожизненных срока тюремного заключения, без права выхода на свободу.

Он пытался покончить с собой в камере, но из этого ничего не получилось.

Примерно через год после суда над Лэппсом, я поехал в Джольет на экспрессе «Рок-Айленд рокет».

Помещение для свиданий в Стейтвилле представляло собой длинную узкую комнату, разделенную пополам длинным столом со стеклянным разграничителем. Вместе с другими посетителями я занял место на стуле. В это время охранники ввели небольшую группу узников.

Лэппс, как и остальные, был одет в темно-синие брюки и полосатую, в синюю и белую полоску, рубаху, которая казалась совсем обычной. Но когда он повернулся боком, я увидел номер заключенного, выведенный на спине. Рослый симпатичный парень внешне изменился очень мало; может быть, немного поправился. Темные волнистые волосы не стали короче, но были острижены иначе, что придавало ему более потерянный вид. Он был больше похож на студента, нежели на малолетнего преступника.