Макс Коллинз - Двойник

– Станьте демократами, – сказал Сермэк.

И они стали демократами.

Стеги все бы сделал для Энтона Дж. Сермэка, а я в глазах Его Чести вывалял в грязи его честь [30].

Последний раз я видел Стеги в Сити-Холле [31], куда пришел давать свидетельские показания на одном из последующих заседаний по процессу Лэнг – Миллер. Я кивнул рослому седовласому полицейскому и сказал:

– Добрый день, капитан! И Стеги ответил:

– Пошел к черту, ты, лживый сукин сын, и не возвращайся обратно!

Хэл Дэвис из «Дейли ньюс» услышал этот наш обмен любезностями и, подправив как надо, украсил им свой отчет о суде. И теперь, когда бы я ни разговаривал с моими немногими оставшимися друзьями в полиции, первое, что я слышал от них, было: «Передать от тебя привет капитану Стеги, Геллер?» Далее следовал самодовольный хохот.

Нет, пока я не был в состоянии идти с этим к капитану Стеги, конечно, если бы Джимми Лоуренс действительно оказался бы Диллинджером и я сдал бы его Стеги; может быть тогда я и был бы вычеркнут из капитанского списка «лживых сукиных сынов».

Но если Джимми Лоуренс всего лишь очередной двойник Диллинджера, я, возможно, окажусь вскоре связанным в маленькой комнатушке какого-нибудь полицейского, исполняющим румбу под ударами резиновой дубинки.

Уже в сумерки перед жилым домом на той стороне улицы, где я припарковался, остановилось желтое такси. Я откинулся назад и опустил шляпу на лицо, словно задремал. Спустя несколько минут Джимми Лоуренс и Полли Гамильтон, держась за руки, вышли из парадного и сели в такси на заднее сиденье. Я выждал тридцать секунд, завел двигатель и последовал за ними.

Желтое такси направилось на Хальстед и, прежде чем что-либо понял, я узнал место.

Такси остановилось перед большим трехэтажным зданием из серого камня, Джимми Лоуренс вышел и открыл дверцу для Анны Сейдж, которая появилась из своего дома в красивом синем платье и белой шляпе с широкими полями.

Я последовал за ними в кинотеатр «Марбро» на Вест-Сайд.

И все мы посмотрели «Ты говоришь мне» с У. К. Филдсом. Это было забавно.

На следующее утро, около десяти часов я вошел в «Бэнкерс билдинг» на углу Кларк и Адаме и поднялся на лифте на одиннадцатый этаж, где находилось представительство федов. Главным агентом чикагского отделения Подразделения расследований был Мелвин Пурвин, но я надеялся поговорить с Сэмом Коули.

Я никогда не встречался с Коули, но мой друг Элиот Несс, который до прошлого года был старшим федом в задержании преступников, связанных с Чикаго, отзывался о нем хорошо. Пурвина я не знал по-настоящему: он был рыбой из другого садка, Элиот относился к нему без уважения, хотя я понимал, что Несс и Пурвин могли испытывать друг к другу профессиональную зависть.

В конце концов, Пурвин, специальный агент Департамента юстиции, появился на чикагской сцене примерно в то время, когда карьера Элиота, человека Департамента финансов, клонилась к закату. Его подразделение по «Сухому закону» постепенно сворачивало деятельность. Сначала было легализовано пиво, так что подразделение «Сухого закона» вступило в тридцать третий год, уже прихрамывая. Затем закон и вовсе отменили. Пурвин должен был охотиться за такими преступниками, как Диллинджер, в то время как бывший гроза банд и нарушителей «Сухого закона» Несс должен был оставаться в стороне, превратившись в простого сборщика штрафов, Даже сейчас Элиот занимался тем, что охотился за самогонщиками в холмах Огайо, Кентукки и Теннесси.

Но то, что я знал о нем из газет, от своих приятелей из отдела карманных краж, характеризовало Пурвина не с лучшей стороны. Его самым «громким» делом стал захват «ужасных тоуи» – банды пригородных бутлегеров. С этой мелкой шпаной не захотел связываться даже Элиот, хотя они каким-то образом умудрялись сохранить независимость от Капоне. После «отмены» тоуи действительно не стоили того, чтобы ими серьезно заниматься, но в прошлом году Пурвин обвинил Роджера Тоуи в стотысячном киднеппинге Вильяма Хамма, барона «Пива Хамма». Никакого смысла в этом не было: Тоуи не особо нуждался в деньгах и легко продвигался в легальный бизнес. Возможно, мотивом Тоуи была зависть, поскольку Хамм вернулся в свой пивоваренный бизнес вполне легально.

Пурвин гордо заявил прессе, что у него «железное дело», однако жюри присяжных не разделяло этого мнения. Еще до оправдательного приговора, вынесенного Тоуи, говорили, что похищение Хамма проделала банда Карписа-Баркера, если бы Пурвин был хорошим расследователем, он должен был бы тоже слышать об этом я, к примеру, знал, хотя к делу не имел никакого отношения.