Фредерик Неваль - Тень Александра

— Вы врач? — удивился я.

— О нет, конечно. Я была медсестрой в психиатрической клинике. Мне пришлось бросить моих пациентов, чтобы заняться мужем, а потом я служила у Бертрана. Когда мой дорогой Лионель умер, право, у меня не хватило духу вернуться к прежней работе. Сейчас я об этом сожалею, но поздно. В пятьдесят пять лет никому я уже не нужна.

— Я убежден в обратном.

— Как и Бертран, — кокетливо сказала она. — Он даже уговорил меня вернуться к своей профессии. Поступить на службу к одному его знакомому, который нуждается в психиатрической помощи после тяжелой аварии. А кончилось тем, что Бертран покинул нас, и теперь это дело рухнуло. — Она тряхнула головой и улыбнулась: — Но довольно о грустном! Вы молоды, и вам нужно жить полной жизнью, не думать обо всем этом. Какое прекрасное путешествие вам предстоит! О, Морган, пожалуйста, обещайте мне написать и прислать фотографии пирамид. Я всегда мечтала их увидеть. И еще статую Свободы и храмы инков. Господи, если бы у меня хватило смелости и денег…

Мы выпили по чашке чаю, и я сделал пометку в своем еженедельнике, пообещав написать ей. Бедная женщина была куда более подавлена смертью Бертрана, чем хотела показать это, и я думал, справится ли она с одиночеством, которое свалилось на нее.

Мы покинули Барбизон, нагруженные двумя коробками домашнего печенья, и Ганс не произнес ни слова до тех пор, пока мы не доехали до места.

— Что это с тобой? — спросил я.

— Мадлен будет тосковать. Как она без конца шутила с полицейскими и выдумывала, что бы такое приготовить…

Я бросил на него осторожный взгляд.

— А что? Она такая милая, правда? — У него задрожали губы, и он отвернулся. — Тебе приходилось целыми днями простукивать стены в поисках какого-нибудь тайника, поэтому ты почти не разговаривал с ней…

Озадаченный, я задумался. Выходит, в груди у нашего богатенького Ганса бьется доброе сердечко… Бедная Мадлен со своим великодушием сумела смягчить его. Это огромное достижение.

— Согласен с тобой, Мадлен женщина очень милая, и ничто не помешает тебе навестить ее, когда мы вернемся. Она будет в восторге, поверь мне.

Он пожал плечами, словно это вдруг перестало его интересовать.

— Угу, посмотрим. Я только на это и гожусь, не больше. Во всяком случае, — добавил он, выходя из машины, — ты поступишь благородно, если дашь мне ее адрес, чтобы послать ей фотографии пирамид, иначе, я ведь знаю тебя, ты его потеряешь.

— Ты не помнишь, я взял из дома несессер с туалетными принадлежностями? — спросил меня Ганс, когда я рылся в своем рюкзаке в поисках ключей.

— Я не слежу за каждым твоим шагом. Посмотри в своем чемодане, у тебя еще есть время купить зубную щетку.

— Морган… — пробормотал он. — Я думаю, тебе не потребуются ключи. Тебе нанесли визит.

Он толкнул дверь моей квартиры, и она с тихим скрипом приоткрылась. Замочная скважина была повреждена.

— Черт… — Я оттолкнул Ганса и поставил рюкзак на пол. — Оставайся здесь.

— Ты с ума сошел, — прошептал он. — Может быть, они еще там.

Я открыл дверь сильным ударом ноги, на случай если кто-то затаился за ней, и ворвался в квартиру, готовый опустить кулак на первую же попавшуюся голову. Никого в коридоре, в кухне и ванной. Никого в гостиной и стенных шкафах. И еще более странным казалось то, что ничего не переворошили и не украли. Впрочем, если присмотреться, книги и вещи, похоже, трогали, но потом поставили на место.

— Входи, Ганс!

Он вбежал в гостиную и огляделся.

— Должно быть, они очень удивились, увидев наш старомодный компьютер, — он все еще здесь.

— Или они приходили не за компьютером, — сделал вывод я.

Я бросился к нашему багажу, вытряхнув половину содержимого своего рюкзака на пол, извлек из него два картонных рулона, таможенные документы и записную книжку Лешоссера, что принесло мне неописуемое облегчение. Все было на месте. Ганс прав, должно быть, эти воры очень удивились, оказавшись в моей квартире.

— Это называется — легко отделались, — вздохнул я и рухнул на диван, пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце.

— Угу…

Ганс внимательнейшим образом изучал записную книжку Бертрана.

— Все на месте, Ганс. О всемогущие боги! — добавил я, возводя глаза к небу.

— Да, на месте. Но в каком виде! — Он потряс записной книжкой. — Обрез помят. Вчера этого не было. — Он полистал ее. — Вырванных страниц нет.

Я вопросительно взглянул на него.

— Держу пари, что она сфотографирована или сосканирована, Мор.