Виктор Мережко - Сонька. Конец легенды

— Нам уйти, ваше высокопревосходительство?

— Ну зачем же? Просто я обязан, господа, объяснить сложность жизни в отечестве, и чтобы не только мы вам помогали, но и вы нам. Как, прапорщик, вас по имени-отчеству?

— Роман Сергеевич Акулов.

Генерал повернул голову к ординарцу:

— Распорядись, любезный, чтоб поискали в картотеке Акулова Романа… Сергеевича… И поживее!

Офицер исчез. Его высокопревосходительство снова вздохнул, обратился к Таббе:

— Думать надо, сударыня, не только о себе, но и об отечестве. Меньше воровать, меньше зловредничать, меньше нарушать Господом установленные законы, меньше богохульствовать.

— Это вы мне говорите?

— И вам, и себе, и подчиненным, и даже государю.

— Государь также, по-вашему, ворует?

От такого вопроса генерал даже перекрестился.

— Не приведи господь!.. Император как раз подает нам всем пример пристойности, чести и добропорядочности. Были бы все, как их величество, может, и порядка в стране было бы больше.

Табба резко поднялась, вынула из сумочки револьвер, направила на городского голову.

— Будьте вы прокляты! — и несколько раз нажала на курок.

Генерал ткнулся лицом в стол и затих. На выстрелы тут же из двери выскочил растерянный ординарец. Глазков навел на него оружие, выстрелил, и офицер упал на паркет, так и не успев выхватить револьвер.

Табба и Илья, сунув оружие под одежду, двинулись к выходу. Бессмертная крепко держала под руку прапорщика, стараясь, чтоб он шел быстрее и увереннее.

Резаный, увидев их, выходящих из двери без сопровождения ординарца, сразу все понял. Дал знак напарнику, оба приготовились к отступлению.

Табба и Илья почти дошли до середины зала, когда из двери приемной выбежали сразу несколько офицеров, один из них отчаянно закричал:

— Его высокопревосходительство убили! Вот убийцы!.. Держите их!

Не дожидаясь, когда офицеры начнут стрелять, Резаный открыл огонь первым. От его выстрела упал один из них, остальные бросились врассыпную, извлекая оружие и стреляя.

Бессмертная, увлекая за собой хромающего Глазкова, лавируя между орущими, визжащими посетителями, почти достигла выхода, как вдруг Илья, намеревающийся выстрелить, откинулся назад, уронил револьвер и сполз вниз.

— Бежим! — орал Резаный. — Скорее на выход!

Табба лихорадочно попыталась поднять прапорщика, он взглянул на нее блуждающими глазами, пробормотал:

— Я вас люблю… Спасайтесь.

Девушка под прикрытием отстреливающихся воров ринулась к выходу, слетела по ступенькам в вестибюль, заметила краем глаза, как рухнул напарник Резаного, умудрилась выстрелить в бегущего за нею офицера и, похоже, попала — тот медленно осел.

Резаный, стреляя вверх, заставил двух караульных полицейских распластаться на полу, посетители от выстрелов, беготни, грохота либо замирали в столбняке, либо прижимались, с криками, к стенам.

Табба вдруг почувствовала резкую боль в плече, бросила взгляд на блузку — она была красная.

— Уходим, сударыня! — кричал Резаный. — Уходим!

Антон, увидев суету возле дома, тут же стеганул по лошади и рванул к главному подъезду.

Земляк-полицейский с вытаращенными от страха и недоумения глазами, размахивал револьвером:

— Разбежались!.. Разошлись, господа! — Увидел несущуюся навстречу пролетку Антона, замахал руками: — Стоять!.. Назад! Назад, сказал! Куда прешь!

Извозчик краем глаза заметил выбежавшую из главной двери мадемуазель, перед ним раскорячился перегородивший дорогу полицейский. Антон выхватил из-за пазухи револьвер, разрядил в земляка, ловко подкатил к подъезду, рванул вожжи на себя.

Лошадь вздыбилась, остановившись. В пролетку метнулась Табба, следом за ней ввалился Резаный.

— Гони!

— Пошла, милая! — Антон привстал на козлах, пролетка опрометью понеслась прочь от дома.

В тот же момент с противоположной стороны улицы к дому подстраховочно помчалась вторая пролетка с ворами.

Из парадной выбежало не менее десятка полицейских, которые стали без разбора стрелять в уносящуюся пролетку Антона.

Воры в подстраховочной тут же подключились к пальбе, отчего некоторые полицейские рассыпались вдоль стены, другие бросились к своим пролеткам.

Резаный высунулся из-под навеса, стал отстреливаться от преследователей.

Табба вновь коснулась раненого плеча — на ладони отпечаталась кровь.

Резаный вдруг вскинулся, будто натолкнулся на что-то, уронил руки и стал вываливаться из пролетки.

Бессмертная вцепилась в него, но при бешеной тряске удержать было невозможно — вор рухнул на мостовую.