Филип Керр - Бледный убийца

– Боюсь, мне не удастся найти вашу Эммелин, – возвестил он наконец. – Я опросил всех, кого можно было опросить, и осмотрел все, что можно было осмотреть. Никакого результата. Это меня очень расстроило. – Он помолчал и добавил: – Конечно, я понимаю, что мое огорчение – ничто по сравнению с вашим горем. И тем не менее я думал, что смогу найти по крайней мере, какой-нибудь ее след. Если бы у меня было хоть что-нибудь, хоть какая-нибудь зацепка, я бы считал, что имею право просить у вас позволения продолжить следствие. Но у меня нет никакой надежды, я боюсь, это будет бесполезной тратой вашего времени и денег.

Я медленно кивнул, выражая покорность судьбе.

– Спасибо вам за вашу искренность, господин Фогельман.

– По крайней мере, мы можем сказать, что испробовали все возможное, господин Штайнингер, – сказал Фогельман. – Я не преувеличиваю, когда говорю, что испробовал все обычные способы расследования. – Он замолчал, чтобы прочистить горло, и, извинившись, приложив платок ко рту. – Я не уверен, стоит ли предлагать вам это, господин и госпожа Штайнингер, и, пожалуйста, не считайте меня шутником, но когда обычные методы оказываются неэффективными, не будет никакого вреда, если мы обратимся к необычным.

– А мне казалось, что именно поэтому мы и обратились в первую очередь к вам, – сухо заметила Хильдегард. – Мы ожидали, что обычными, как вы их назвали, методами будет работать полиция.

Фогельман неловко улыбнулся.

– Я неточно выразился, – извиняясь, сказал он. – Вероятно, мне нужно было сказать – естественные и сверхъестественные методы.

Спутник Фогельмана, Отто Ран, пришел к нему на помощь:

– Господин Фогельман тактично, насколько это возможно при данных обстоятельствах, пытается предложить рассмотреть возможность вашего обращения к ясновидящему, который помог бы вам найти дочь.

У него была речь образованного человека, и говорил он с такой скоростью, с какой говорят только во Франкфурте.

– Ясновидящему? – спросил я. – Вы имеете в виду человека, занимающегося спиритизмом? – Я пожал плечами. – Мы в такие вещи не верим.

Мне хотелось послушать, как Ран будет убеждать нас клюнуть на эту приманку.

Он терпеливо улыбнулся.

– В наши дни это уже больше не вопрос веры. Спиритизм сейчас больше чем наука. После войны в этой области были сделаны потрясающие открытия, особенно в последнее десятилетие.

– Но разве занятия спиритизмом не запрещены законом? – кротко поинтересовался я. – Где-то я читал, что граф Хелдорф запретил профессиональное гадание в Берлине не далее как в 1934 году.

Тон Рана оставался по-прежнему мягким – мне не удалось сбить его с выбранного направления.

– А вы очень хорошо информированы, господин Штайнингер. Да, вы правы, полицей-президент запретил заниматься гаданием. Однако с тех пор конфликтная ситуация разрешилась к обоюдному удовлетворению сторон, и специалисты, практикующие в области психологических наук и стоящие на правильных расовых позициях, объединились в секции свободных профессий в рамках Немецкого трудового фронта. Психологические науки получили такую дурную славу только благодаря представителям смешанных рас, евреям и цыганам. Да что говорить, в наши дни даже сам фюрер прибегает к услугам профессионального астролога. Так что, как видите, со времен Нострадамуса многое изменилось.

Фогельман кивнул и негромко усмехнулся.

Так вот почему Рейнхард Ланге оплачивает объявления Фогельмана, подумал я. Чтобы заманивать клиентов для этих шарлатанов. И организовано это все довольно остроумно.

Сыщику, которого вы наняли, не удается найти пропавшего человека, после чего, благодаря медитации Отто Рана, вы вступаете в контакт с высшими силами. Все заканчивается, вероятно, тем, что вы выкладываете кругленькую сумму, причем гораздо большую, чем заплатили сыщику, и узнаете то, что и без того уже очевидно: дорогой вам человек пребывает среди ангелов.

Да, ничего не скажешь, подумал я, спектакль разыгран безупречно. Я уже предвкушал, как вышвырну этих двоих из дома. Иногда можно простить человека, который гнет свою линию, но не того, кто наживается на горе и страдании других. Это все равно что стащить у калеки подушку с ножного протеза.

– Петер, – заговорила с осторожностью Хильдегард, – мне кажется, что мы ничего не потеряем, если...

– Нет, думаю, что нет.

– Я рад, что вы так думаете, – сказал Фогельман. – Всегда сомневаешься, стоит ли рекомендовать такую вещь, но думаю, что в этом случае у нас просто нет или почти нет выбора.