Филип Керр - Бледный убийца

– Сволочь, – сказал Ланге, перелистывая страницы своей истории болезни.

– Я как раз подумал то же самое.

– "Невротическое женоподобие", – процитировал он. – У меня. Да как он мог подумать такое обо мне?

Я выдвинул другой ящик, вполуха слушая, о чем он говорит.

– А вы сказали, что он ваш друг.

– Как он мог утверждать такие вещи? Я этому не верю.

– Ну-ну, Рейнхард. Вы же знаете, если плаваешь с акулами, нужно быть готовым к тому, что когда-нибудь они возьмут да и откусят тебе яйца.

– Я убью его! – возмутился он и швырнул папку через весь кабинет.

– Только после меня. – Я нашел наконец папку с историей болезни Вайстора и с грохотом задвинул ящик на место. – Так. Вот она. Теперь можно отсюда убираться.

Я протянул было руку к дверной ручке, но тут из-за двери показался пистолет, а вслед за ним – Ланц Киндерман.

– Не скажете ли вы мне, что здесь, черт возьми, происходит?

Я отступил в комнату.

– Ба, какой приятный сюрприз! – произнес я. – А мы как раз беседовали о вас. Думали, что вы уехали на ваши уроки Библии в Вевельсбург. Кстати, на вашем месте я бы обращался с этим оружием поосторожнее. Мои сотрудники держат это место под наблюдением. И они, знаете ли, очень преданные люди. У нас в полиции сейчас так принято. И мне не хочется думать о том, как они поступят, когда узнают, что со мной что-то случилось.

Киндерман взглянул на застывшего Ланге, затем на папки у меня под мышкой.

– Не знаю, какую игру вы затеяли, господин Штайнингер, если это, конечно, ваше настоящее имя, но думаю, вам лучше положить папки на стол и поднять руки вверх.

Я положил папки на письменный стол и едва успел заикнуться насчет ордера, как Рейнхард уже перехватил инициативу, если можно так назвать безрассудство, с которым человек бросается на пистолет 45-го калибра, направленный прямо на него. Его ругательства тотчас же утонули в грохоте выстрела, превратившего его шею в кровавое месиво. Издавая жуткие булькающие звуки, Ланге завертелся на месте, словно танцующий дервиш, и, судорожно хватаясь за шею руками, скованными наручниками, и оставляя на обоях кровавые брызги, свалился на пол.

Кисти Киндермана явно были больше приспособлены держать скрипку, чем пистолет 45-го калибра, а чтобы снова взвести его тяжелый курок, нужно иметь пальцы плотника. Поэтому у меня оказалось достаточно времени, чтобы схватить с письменного стола бюст Данте и разбить его вдребезги о голову Киндермана.

Киндерман рухнул без сознания, а я поискал глазами Ланге. Он прожил минуту или две и умер, не сказал больше ни слова, зажимая окровавленной рукой то, что осталось от его шеи.

Я снял с него наручники и надел их на стонавшего Киндермана, И тут, видимо услышав звук выстрела, в кабинет вбежали две медсестры и в ужасе уставились на картину, открывшуюся их взору. Я вытер руки о галстук Киндермана и подошел к письменному столу.

– Отвечаю заранее: ваш шеф только что застрелил своего друга-гомика. – Я поднял телефонную трубку. – Оператор, дайте мне штаб полиции, Александрплац, пожалуйста.

Ожидая связи, я видел, как одна из медсестер пощупала пульс у Ланге, а другая помогла Киндерману добраться до кушетки.

– Он мертв, – сообщила первая медсестра. Затем обе они с подозрением уставились на меня.

– Говорит комиссар Гюнтер, – сказал я телефонисту в Алексе. – Соедините меня с криминальассистентом Коршем, или Беккером из комиссии по расследованию убийств, и как можно быстрее, пожалуйста.

Через какое-то время в трубке послышался голос Беккера.

– Я в клинике Киндермана, – объяснил я. – Мы зашли за историей болезни Вайстора, и Ланге ухитрился нарваться на пулю. Он потерял самообладание, а вместе с ним и кусок собственной шеи. У Киндермана оказалась с собой пушка.

– Хотите, чтобы я выслал труповозку?

– В общем, да. Только меня здесь уже не будет. Я буду придерживаться первоначального плана, только теперь вместо Ланге беру с собой Киндермана.

– Хорошо, комиссар. Я займусь остальным. Да, комиссар, звонила фрау Штайнингер.

– Просила что-нибудь передать?

– Нет.

– Совсем ничего?

– Нет, комиссар. Но, если позволите, я понял, что ей нужно.

– Ну давай, говори.

– Я полагаю, она хочет...

– Ладно, не трудись.

– Ну, вы и сами знаете таких, комиссар.

– Не совсем, Беккер, не совсем. Но по дороге непременно подумаю об этом. Можешь быть уверен.

Я выехал из Берлина и, следуя желтым полосам дорожной разметки, направился на запад, к Потсдаму, и далее – в Ганновер.