Мэтт Рубинштейн - После дождичка в четверг

— Какие, например?

— Например, о маяке в пустыне. В самом сердце пустыни. Не знаю, как он там оказался и что с ним случилось. Может быть, это была метафора, а я просто ничего не поняла. Ведь в пустыне не бывает маяков. Но я хорошо это запомнила, как будто сама его видела.

Лучи маяка начали меркнуть на фоне приближающегося рассвета; Джек то и дело терял их из виду. Пахло морем; в тишине был слышен каждый шорох. Бет, обняв колени, устремила взгляд в морскую даль, а Джеку вдруг вспомнился тот русский фильм… корабли, ржавеющие на песке. Потом мысли вернулись к манускрипту, покоившемуся под курткой, и рассказу Бет.

— Может, это было огромное озеро, окруженное опасными скалами, — сказал он. — Но потом пересохло. Или это просто ошибка геодезиста — ну, например, перепутал широту и долготу.

Бет подняла на него непонимающий взгляд.

— Не помнишь, что это была за пустыня? — спросил Джек.

— Нет. Но люди то и дело туда ездили — за сотню миль от ближайшего города. Они оставляли свои машины на краю песков, усаживались возле маяка и смотрели вдаль, на скользившие по небу лучи. Тогда дюны как будто поднимались и опускались, а ветер в пустыне шумел, как вода.

— Маяк работал?

— Тогда — да, но затем что-то случилось, может, башня начала уходить в землю и свет изменил свое направление: теперь лучи скользили не по небу, а по песку — сначала в отдалении, потом все ближе, так что в конце концов можно было сидеть и дважды в минуту купаться в них. — Бет помолчала и неожиданно абсолютно ровным голосом добавила: — Считалось, что у парочек — особенно если они трахались в этот момент, — попавших в луч света, любовь будет длиться вечно. Постепенно люди привыкли трахаться в пустыне и специально ждали, когда их нащупают лучи.

— По их словам, свет был такой яркий, что буквально проникал внутрь, — проговорил Джек.

Она удивленно посмотрела на него:

— Где ты это слышал?

— Не знаю. Просто придумал.

— Нет, я помню: именно так и говорили.

— Значит, это все-таки правда?

— Может быть.

Облака окрасились оранжевым и розовым, когда они возвращались к машине. Бет прижалась к Джеку, сунув руку в его задний карман, а он обнимал ее и старался согреть. В предрассветных сумерках «ситроен» походил на огромное насекомое или на черепаху, блестящую от росы. Машина тронулась с места, и Бет начала клевать носом, положив голову на плечо Джеку. Тишину нарушал лишь ровный гул мотора. Но вот начался подъем, и Джеку пришлось подвинуться, чтобы переключить скорость. Бет проснулась.

— Мы едем домой?

— Да.

— Давай отправимся в пустыню.

— Может быть, завтра.

— Завтра будет слишком поздно.

— Завтра уже наступило.

Вновь нахлынули воспоминания: Джек вытащил манускрипт и развернул прямо на приборной доске, лихорадочно переводя взгляд со страниц на безлюдные улицы. Накренившаяся башня на первой странице, конечно, не маяк в пустыне, но он не мог избавиться от ощущения, что история о маяке каким-то образом связана с манускриптом. Джек вдруг понял, что — едва ли не впервые — он знает, что сказать. Он нашел нужное слово.

Ему неудержимо захотелось как можно скорее попасть домой, в церковь, чтобы заняться манускриптом, раскрыть наконец его секреты. Он ощутил что-то вроде чувства вины, как будто его уличили в неверности. И прибавил газу.

Языки исчезают гораздо быстрее, чем флора и фауна. Носителей языка может быть всего лишь сто, или пятьдесят, или трое. Некоторые существуют в сознании одного-единственного старика или старухи; возможно, это вообще не языки.

Каждый язык — взаимное соглашение людей, сотни тысяч слов, бесчисленные тонкости и различия. Но все они обречены: даже самые богатые из них умрут вместе с последним носителем, не говоря уже о диалектах, местных наречиях, изменчивых жаргонах, семейных поговорках, — большинство из них исчезают бесследно. Если очень повезет, на них можно наткнуться в письмах, книгах или надписях на могильных плитах.

Но этого недостаточно. Мало прочесть — необходимо еще и понять, для этого нужен толчок извне — подсказка вроде Розеттского камня. А у Джека ничего подобного не было. Он знал лишь, что перед ним тайна, способная погубить того, кто попытается ее разгадать. Манускрипт привел корнуолльского монаха в церковь на краю света, вселил безумие в блистательный ум — возможно, в той же самой темной норе, где Джек его нашел, загубил труд всей жизни — перевод Библии. И свел в могилу Фрэнка.