Борис Акунин: Ф. М. Том 1

Спокойно, сказала она себе (все-таки разволновалась, не железная же). Тайник хрен найдут, а больше тут брать особенно нечего.

Тихо было, совсем.

Она даже испытала что-то вроде разочарования. Уже представляла себе, как на неё, слабую женщину, попрёт воришка, и она в него — ну хорошо, не в упор, а метров с двух — бабах, ба-бах по яйцам. Будет что знакомым рассказать.

А потом она зажгла свет и увидела в телевизионной зоне не одного вора, а двоих.

Серого Волка и Красную Шапочку.

Сидели себе рядышком, утонув в глубоченной софе. Смотрели на Марфу.

Она прямо обалдела.

Волк-то был откровенно халтурный: обычный мужик в костюме, только маску надел. Зато Красная Шапочка какая положено: чепчик, золотые кудряшки, передничек, белые гольфы.

Стильно работают, уроды, подумала Марфа, немножко придя в себя. В сказки она и в детстве-то не верила.

— Привет, уроды. Стильно работаете. — И приготовилась выхватить пистолет из сумочки.

Надо было только поближе подойти. Значит, волку — по яйцам, девчонке — по голой коленке. Чтоб не сбежала.

Воры сидели смирно, как голубки, не подозревали, что сейчас пальба начнётся.

У «волка» в прорезях маски угольками посверкивали глаза. В руке он держал какую-то плоскую коробочку, вроде футляра от очков.

«Красная Шапочка» посмотрела на литагентшу с ясной улыбкой и заговорила стихами — звонко, как на пионерской линейке во времена марфиного детства:

— Здравствуйте, тётя, я Красная Шапочка! Где моя чудная красная папочка?

И всё стало понятно. Загадка разъяснилась.

— Папочку тебе? — прошипела храбрая Марфа.

Рванула из сумочки пистолет, но футляр в руке (или в лапе?) Серого Волка слегка дрогнул, что-то там блеснуло, и Марфа почувствовала болезненный укол в грудь. Опустила голову, чтобы посмотреть, чем это её — и потеряла сознание.

Пришла в себя уже не в гостиной, а в аквазоне.

Аквазона у Марфы была — супер. Кто из гостей ни войдёт, обязательно скажет «вау!». Тридцать квадратов, посередине аквариум на две тонны воды, дизайнерская сантехника, пол — итальянская мраморная плитка с подогревом.

На этом-то чудесном полу она и очнулась, но подогрев не работал, и было Марфе очень холодно. Тем более, лежала она совсем голая.

Вроде не связана, не скована, а пошевелиться не могла. Тело будто не своё, пальцем не двинуть. А голова при этом работала ясно.

Иголкой парализующей стрельнули, поняла Марфа. Как в зоопарке в какую-нибудь львицу или тигрицу.

Серый Волк и Красная Шапочка стояли над ней.

— Красивая, — с подсюсюкиванием сказала Красная Шапочка — не про голую Марфу, а про декоративную акулу. — Так где папочка, тётенька? Мы с серым все перерыли, три часа трудились. Скажи, тётенька, не капризничай. А то бо-бо будет.

Присела на корточки. Глаза у неё, извращенки поганой, были весёлые, спокойные. И Марфа, женщина бывалая, повидавшая на своём веку всякое, поняла, что ей в любом случае не жить.

— На ушко шепну, — сказала она не своим, хриплым голосом.

И когда Красная Шапочка наклонилась совсем близко, Марфа отчаянным, нечеловеческим усилием рванулась кверху, попробовала ухватить гадину зубами за губу. Удалось бы — вцепилась бы намертво. И отгрызла к чёртовой матери. Чтоб помнила Марфу Захер.

Плоховато получилось, как в замедленном кино. Красная Шапочка успела отшатнуться. И единственное, что смогла сделать ей Марфа — плюнула в глаза.

Взвилась Красная Шапочка, будто её кипятком ошпарили.

И закричала, уже безо всякого сюсюканья:

— Ах ты, сука! Сука! Сука!

— Стоп, стоп, стоп! — сказал себе Ника, глядя на мокрую руку с окровавленным пальцем.

Как Валя сказала? Она попросила Марфу Захер показать рукопись, а та ответила: у меня кровь, нельзя. Потому что палец порезала! Она не шутила и не кокетничала!

Он снова кинулся к аквариуму. Здесь тоже искали: дверцы тумбы открыты и видно всю подпитывающую требуху — фильтры, насос, термостат. К стеклянной стенке прислонена каминная кочерга, с неё натекло. Значит, и в риф тыкали, камешки на дне ворошили.

Где же тут можно спрятать папку?

Он осторожно сунул в воду левую, не пораненную руку. Акулка продолжала нарезать свои меланхоличные круги.

Тихонько, чтоб не уколоться, Фандорин пошевелил риф — и так, и этак.

Сначала ничего не произошло. Но когда он взялся за ажурный розовый веер (кажется, эта красота называлась «горгониевый коралл») и слегка повернул, вся верхушка рифа внезапно сдвинулась и осталась у него в руке. Внизу открылась выемка, а в ней лежал чёрный каучуковый контейнер.