Майкл Грегорио - Критика криминального разума

— Погода, кажется, улучшается, — начал я, когда наша карета въезжала под массивную готическую арку, служившую западными воротами в город.

Сержант Кох ничего не ответил, так как в это мгновение отряд тяжеловооруженных солдат выбежал из ворот и окружил наш экипаж. Кох опустил стекло и выглянул в окно.

— Я нахожусь на службе при дворе. Человек, которого я сопровождаю, — новый поверенный, — высокомерно заявил он подбежавшим стражникам и жестом предложил мне тоже выглянуть в окно.

Солдаты вначале посмотрели на нас, затем переглянулись, держа мушкеты наизготовку, а один из них побежал в ворота. Несколько минут мы ждали в полном молчании, пока он не вернулся в сопровождении офицера.

— Кто из вас новый судья? — спросил офицер резко.

Темно-синий цвет камзола, кожаная фуражка, высокий плюмаж лилового цвета и впечатляющий набор серебряных украшений, покрывавших форменную куртку, не могли улучшить впечатление, которое производила его крайне неприятная внешность. Под тусклыми бычьими глазками были заметны большие мешки, вощеные усы уныло обвисли, а выражение, застывшее на физиономии, представляло собой отталкивающее сочетание насмешливого недоверия и напряженной подозрительности. Толстенная правая ручища, предназначенная природой для того, чтобы пахать землю в какой-нибудь отдаленной деревушке, наставила на меня пистолет. Было ясно, что он не колеблясь разрядит его в меня, если посчитает необходимым.

— Я поверенный Ханно Стиффениис, — произнес я, протягивая невеже свою сумку. — У меня здесь письмо, подписанное самим королем…

— Вы мешаете господину поверенному в исполнении его обязанностей, — неожиданно вмешался Кох, в голосе его прозвучала незнакомая мне раньше властная нотка.

— Прошу прощения, сударь, я должен проверить ваши laissez-passer, [3] Пропуска (фр.). — возразил офицер. — У меня есть соответствующие инструкции, и я их обязан выполнять. Приказ генерала Катовице. Никто не имеет права въехать в Кенигсберг без разрешения. Разве не слышали? Было совершено убийство…

— Именно по этой причине я и нахожусь здесь! — выпалил я, передавая ему документы, которые Кох вручил мне утром.

Офицер прочитал их, снова взглянул на меня и вернул мне бумаги.

— Не потеряйте свои документы, сударь, — предупредил он и жестом приказал охране отойти, после чего взмахнул рукой, дав понять нашему вознице, что мы можем ехать.

— К чему такие меры предосторожности, сержант? — спросил я, когда экипаж въехал в город и уже грохотал по булыжной мостовой. Еще не было четырех часов дня, но ни одна лавка не работала, и все окна были закрыты ставнями. Улицы были пусты, если не считать небольших патрульных отрядов, маршем проходивших мимо нас или стоявших почти на каждом углу. — Неужели введено военное положение?

— Не имею ни малейшего представления, сударь, — ответил Кох.

Больше он не произнес ни слова до тех пор, пока наша карета не остановилась у большого зеленого, напоминающего амбар здания на площади, обсаженной по периметру деревьями.

— Остмарктплатц! — провозгласил сержант, с поразительной, почти юношеской легкостью выпрыгивая из кареты и выдвинув складную ступеньку для меня. — Герр Рункен ожидает вас, сударь.

Мне следовало бы раньше понять, что герр поверенный Рункен захочет сразу же переговорить со мной. Но почему сержант Кох не сообщил об этом заранее?.. Я сделал глубокий вдох, расправил плечи, постарался, чтобы плюмаж на шляпе выглядел возможно пристойнее, и попытался убедить себя, что сейчас все и разъяснится. В конце концов, Рункен является именно тем человеком, который лучше других способен ввести меня в круг моих обязанностей. Я надеялся услышать от него все те весьма существенные факты, которые отсутствовали в документах, прочитанных мною в дороге.

— Вы, помнится, говорили, что он сейчас болен и не в состоянии беседовать.

Сержант ничего не ответил, он делал какие-то распоряжения кучеру, кожаные рукавицы которого блестели от инея. Мне пришлось дважды повторить вопрос, прежде чем я смог привлечь внимание Коха.

— Насколько я помню, поверенный Рункен перенес апоплексический удар, не так ли?

— Совершенно верно, сударь, — ответил Кох. — Должен заметить, что герр Рункен был превосходным поверенным.

Я сделал вид, что не заметил намека, заключенного в неуклюжем комплименте сержанта в адрес своего бывшего начальника.

— И сколько времени он болей?

— До вчерашнего дня отличался завидным здоровьем, сударь. Герру Рункену сделалось дурно в кабинете, и приглашенный врач сразу же определил причину — апоплексический удар.