Кэрол Макклири - Иллюзия убийства

— Пожалуйста, извините меня, Фредерик. Вчера в судоходной компании мне сказали нечто такое, что выбило меня из колеи.

Я вкратце рассказываю ему, как не по своей воле оказалась втянутой в состязание, и спрашиваю, что мы будем осматривать в первую очередь.

— Мы поднимемся на самую высокую гору на острове Гонконг.

На пик Виктории высотой тысяча восемьсот футов, названный в честь королевы, к счастью, можно подняться на фуникулере, который довозит до конечной остановки Виктория-гэп на высоте тысяча двести футов.

Пока мы едем, Фредерик рассказывает, что в летние месяцы в Гонконге так жарко, что те, кто в состоянии сделать это, поднимаются на вершину горы, где ветер дует круглый год.

На конечной остановке мы берем паланкины. Чтобы подняться на самую вершину, нужно три носильщика на один паланкин, как и на отрезке пути по пересеченной местности от пирса. На площадке, называемой «Под зонтиком», где стоит одна скамейка с заостренной крышей над ней, все останавливаются, чтобы дать носильщикам передохнуть. Потом мы продолжаем путь, оставляя позади туристов и нянек с детьми.

Через некоторое время носильщики снова останавливаются, и мы идем пешком до сигнальной станции.

Вид захватывающий. Правильно говорят, что он особенно великолепен ночью, когда кажется, будто ты находишься между двумя небесами: тысячи огней на лодках и судах в заливе вместе с огнями на улицах и в окнах домов внизу производят впечатление неба, усыпанного мириадами звезд.

— Нас занесло ветром на небо, — говорю я Фредерику и рада, что все это время держала язык на привязи.

— Верно. А сейчас, если вы не против совершить ночное плавание, мы спустимся в Дантовад — ту тюрьму в Кантоне, где вы хотели побывать.

— В отличие от колонии Кантон — стопроцентно китайский город, — говорит нам капитан Грогэн, когда мы садимся на его каботажное судно «Пувань».

Капитан, проживший многие годы в Китае, очень застенчивый, доброжелательный и приятный в общении.

Вскоре после отплытия «Пуваня» из Гонконга опускается ночь, и я одна выхожу на палубу, где все погружено в темноту.

Плавно и уверенно наше судно скользит по воде, и единственный звук, самый утешительный и успокаивающий в мире, — это плеск воды. Сидеть на тихой палубе под звездным небом и под всплески рассекаемых носом корабля волн для меня одно удовольствие.

Что бы ни говорили о радости человеческого общения, щедрой теплоте солнца, мягкости лунного света, красоте музыки, лучше дайте мне плетеное кресло на палубе в тихом уголке. И пусть останется за горизонтом мир со всеми его заботами, суетой и интригами.

Мои мечты прерывает мое собственное назойливое чувство реальности. Новость, что я оказалась втянутой в гонку помимо своей воли, лишила удовольствия мое путешествие. Не важно, что его омрачили события в Порт-Саиде и еще кое-какие происшествия: оно все время было мне в радость. Теперь же мне нужно не только побить рекорд вымышленного героя, но и опередить коллегу по профессии, ну и, само собой, противостоять интригам и козням, устраиваемым вокруг меня после смерти мнимого Джона Кливленда.

Увы, Фредерик не дал мне никакого ключа к разгадке тайных замыслов, к которым он может быть причастен. Если бы я не узнала у ресторана этого негодяя-моряка вместе с ним, то подумала бы, что у великого охотника романтическая встреча с леди Уортон.

Не желая больше напрягать мозги, ухожу в каюту и ложусь спать.

Перед рассветом мы бросаем якорь в Кантоне.

В то время как мы завтракаем, на борт поднимается приглашенный капитаном гид-китаец Ай Сун. Он молча наблюдает, как для нас готовится легкая закуска, которую мы возьмем с собой.

Первое, что говорит нам Ай Сун: «Веселого Рождества», — и мы по достоинству оцениваем его вежливость и внимательность, поскольку эта дата вылетела у нас из головы.

Ай Сун сообщает нам, что посещал занятия в американской миссии в Кантоне, но со всей искренностью признается, что усвоил только английский язык, не переняв христианскую религию.

Капитан говорит, что помимо зарплаты гида Ай Сун получает проценты от торговцев за все товары, купленные туристами, которых китаец приводит в определенные магазины. Конечно, туристы там платят больше, чем в других магазинах, а Ай Сун старается устроить так, чтобы путешественники не ходили туда, где ему ничего не перепадет.

— Очень сообразительный малый, — хвалит его Фредерик.

Ай Сун одет весьма элегантно: в черные, украшенные бисером ботинки с белыми подошвами, ярко-синие брюки, точнее сказать — трико, потому что они завязаны вокруг щиколоток и плотно обтягивают почти всю ногу. На плечах синяя, жестко накрахмаленная одежда наподобие длинной, доходящей до пят рубашки, а поверх нее подбитый и стеганый шелковый жилет, чем-то похожий на то, что надевают под смокинг. Его длинная черная как смоль косичка с кисточкой из черного шелка опускается по спине почти до земли. На том месте, откуда начинается его коса, прикреплена круглая черная шапочка.