Я работаю над репортажем о Коломбо, который отправлю в редакцию, и над разделом о нем же в секретном дневнике, который веду. Я описываю все события, что произошли с того момента, как увидела мистера Кливленда, когда он ранним утром покидал пароход в первый день стоянки в Порт-Саиде.
Если улечу за борт по какой-либо причине, я не хочу, чтобы его последняя воля умерла вместе со мной. Кроме того, я слишком мелкая сошка, поэтому вряд ли быстро найдут и повесят моего убийцу, если окажусь в морской пучине по злому умыслу, а не по воле Создателя. И здесь вся надежда на мой дневник — лишь бы он попал в хорошие руки.
Тяготы океанского путешествия вскоре начинают сказываться, и почти все пассажиры скрываются в каютах, пряча от остальных свои страдания, — морская болезнь становится эпидемией.
За ужином первый помощник капитана делится впечатлениями о том, как мучаются пассажиры от морской болезни, грозящей скрутить и капитана. Я слушаю, потому что не могу не слышать, но потом рассказы о несчастных пассажирах вынуждают меня выбежать наружу, к перилам. После того как меня выворачивает наизнанку, я решительно возвращаюсь в ресторан к своей тарелке, намеренная не давать болезни повелевать мной.
Я удивляюсь, как Сара может оставаться в душной каюте и только изредка выходить на палубу вдохнуть свежего воздуха. Я все никак не могу понять, почему она делает тайну из своего присутствия на борту, но сейчас у меня нет сомнений, что ее путешествие неким образом переплетается с событиями в Порт-Саиде. Моему носу хочется и дальше соваться в это дело, несмотря на данную клятву быть в стороне от чужих интриг, но в данный момент мне не до того. Когда мне изредка попадается на глаза Фредерик, я замечаю: его, как и всех, мучают приступы тошноты, — и я тайно радуюсь, что справляюсь с ней несколько лучше, чем великий охотник.
Гигантские валы, несущиеся по океану во время муссона, невероятно красивы. У меня захватывает дух, когда, сидя на палубе, я наблюдаю, как пароход вздымается вверх на волне, потом ныряет вниз, словно намереваясь погрузить нас на самое дно.
В момент умопомешательства я влюбляюсь в восхитительную обезьянку в Пинанге и не задумываясь покупаю ее. Продавец заверил меня, что она не кусается, но вскоре я обнаруживаю, что у маленькой зверушки нрав хуже, чем у Медузы: мне пришлось спасаться от нее бегством, после того как я совершила оплошность, открыв клетку, в которой ее швыряло туда-сюда из-за качки.
Ночью волны устрашающе перекатываются через палубу, и мою каюту заливает; правда, кровать остается сухой. Я лежу в ней, и меня охватывает страх, а вместе с ним странное чувство удовлетворения. Мне кажется, что пароход непременно утонет, и тогда никому не будет дела до того, совершила ли я кругосветное путешествие за семьдесят пять дней или нет. Эта мысль потому кажется утешительной, что я сомневаюсь, смогу ли совершить его даже за сто дней.
Тут мне приходит в голову, что я в любом случае не смогу изменить заданный ход событий — пойдет пароход ко дну или останется на плаву. Поэтому я засыпаю, убаюканная плещущейся водой на полу каюты, и сплю крепким сном до самого завтрака. Когда выглядываю из каюты, судно натужно бороздит неспокойное море, но палуба свободна от воды, хотя еще не высохла.
Вскоре море окончательно успокаивается, и я возобновляю вечерние моционы без особой боязни, что меня смоет за борт, но с возрастающей тревогой — прибуду ли я вовремя в Гонконг, чтобы пересесть на пароход, на котором пересеку Тихий океан.
Поглощенная своими мыслями, я вдруг слышу голос австралийского снайпера:
— Таково мое требование.
Он стоит внизу у трапа. Я не вижу австралийца в темноте, но голос определенно его. Я также узнаю широкополую шляпу фермера, какую носит он, и никто другой. Мне не видно, с кем снайпер разговаривает, но тон сказанной фразы резкий, словно между ним и кем-то еще идет спор.
Я лихорадочно ищу причину, по которой можно было бы задержаться и все разнюхать, но, подумав, что меня могут обнаружить, прохожу мимо собеседников, прислушиваясь, не скажет ли кто-то из них еще что-нибудь. Но этого не случилось.
Когда спустя некоторое время я рассказываю фон Райху об этом эпизоде, он не усматривает в нем ничего особенно интересного и советует, как мне самой прояснить ситуацию у самого снайпера.
— Для начала предложите ему попасть в сигарету, которую вы будете держать в зубах.
Я опущу не подобающую женщине реакцию на это предложение. Тем не менее вместе с другими пассажирами и членами команды иду посмотреть на выступление снайпера в судовом ресторане.
Читать дальше