Томас Свон: Охота на Сезанна

У двери Ллуэллина остановил невысокий человек с удивительным голосом и лучистыми глазами, которые светились на его маленьком круглом лице.

– Кто такая?

Ллуэллин показал ему визитку Астрид.

– Интерьерный дизайнер, только что из Европы, ищет работу. Интересуешься?

– Слишком высока для меня. Мы никогда не сможем смотреть друг другу прямо в глаза. – Он рассмеялся. Это был Харви Дункан, директор отдела импрессионизма и современной живописи в Кристи.– Как тебе Понтормо?

– Не особенно, – ответил Ллуэллин. – Не стоит того, что заплатил Гетти.

– Согласен, – сказал Харви. Блеск в его глазах неожиданно погас. – Сегодня утром из Москвы пришло неприятное сообщение. Оно еще не попало в новости. – Он придвинулся к Ллуэллину. – В Эрмитаже уничтожен автопортрет Сезанна.

– Уничтожен?! – В голосе Ллуэллина звучало недоверие. – Как, ради бога, это случилось?

– Точно не знаю. – Харви пожал плечами. – Мы еще не получили полного отчета, но думаем, что его обрызгали какой-то кислотой. Как бы то ни было, картина погибла.

Ллуэллин глядел мимо Харви Дункана на небольшую кафедру, с которой несколько минут назад за тридцать пять миллионов долларов была продана картина, не особенно, по его мнению, выдающаяся.

– Есть идеи, кто это сделал?

Харви покачал маленькой круглой головой:

– Нет. Но я советую тебе усилить охрану твоей коллекции. Ты ведешь себя так, будто владеешь всего лишь несколькими старыми номерами «Нэшнл джиогрэфик».

Действительно, Ллуэллину в наследство досталась коллекция картин. Самой примечательной среди них был автопортрет Сезанна, который дед Ллуэллина купил в 1903 году у агента художника Амбруаза Воллара. Остальные картины все вместе стоили меньше, чем один Сезанн. Ллуэллин сам приобрел несколько ценных полотен, написанных американцами, и одно, принадлежавшее кисти Марка Фортена, канадца.

– Никто не пройдет мимо Фрейзера, и у меня повсюду тройные замки, – с торжеством сказал Ллуэллин. – И потом, там Клайд.

Фрейзер был мастером на все руки, поваром и старым верным слугой одновременно, а Клайд – нориджтерьером с ярко выраженной склонностью лаять по малейшему поводу.

Харви с усмешкой ответил:

– Да, конечно, у тебя есть Клайд. – Он посмотрел на Ллуэллина, в его глазах читалась тревога. – Мы друзья, Лу, и я не хочу, чтобы с тобой или с твоими картинами что-нибудь случилось, но помни, что есть сумасшедшие. Один из них чуть не уничтожил «Ночной дозор» Рембрандта несколько недель назад. Только быстрая работа и слой лака спасли картину. – Харви крепко, по-дружески хлопнул Ллуэллина по плечу– – Они сумасшедшие, по крайней мере некоторые из них. И человек их не остановит.

Во вторник, тринадцатого, незадолго до полудня пейджеры охранников Национальной галерии, расположенной на Трафальгарской площади, беспокойно запищали, передавая сигнал тревоги.

В галерее «А» ярким пламенем горел «дипломат» и валил густой черный дым. Это вызвало панику среди посетителей, особенно в тех залах, куда проникал дым. К писку пейджеров присоединилась сигнализация, зазвеневшая по всему огромному старому зданию. Нужна была пена, прибыла команда, упрямое пламя погасили и установили целый ряд вентиляторов для выдувания копоти и гари. Хотя «дипломат» сгорел почти полностью, было нетрудно определить, что это за предмет, по сохранившимся защелкам и металлическому замку. То, что осталось от «дипломата», сложили в пластиковый пакет.

Сотрудники из отдела охраны начали расследование. Весь этаж эвакуировали, и кураторы тщательно осмотрели каждый зал, оценивая повреждения. Через час дым развеялся, и оказалось, что ущерб нанесен только полу, прожженному в одном месте, да на картинах тонким слоем осела сажа. Случай зарегистрировали как непонятное и неприятное происшествие, виновник которого, вероятно смутившись, так и не признался и не объяснил, что произошло.

К двум часам галерея возобновила работу, и вскоре после этого, в два часа пятнадцать минут, согласно записи, молодая пара из Австралии обратила внимание охранника на одну из картин в галерее «А», небольшой автопортрет Сезанна. На картине начала растворяться краска, холст покрылся хлопьями пены размером с большую монету. Над пеной поднималось что-то похожее на дым, ощущался резкий, кислый запах. Портрет срочно перенесли в лабораторию музея, где его промыли минеральным маслом, после чего действие кислоты прекратилось. Однако спасти картину все же не успели.