С. Пэррис: Пророчество

— Найдите Уолсингема! — выдохнул я, встряхивая его руку.

— Что? Кто вы такой? Руки прочь! — Он наставил на меня пику, и я поднял руки.

— Прошу вас, разыщите сэра Фрэнсиса Уолсингема. Предупредите, что Дуглас здесь. Скажите, чтоб королева не выходила. Найдите его немедленно: жизнь ее величества в опасности. Передайте, что так сказал итальянец.

Бесконечно долгий миг страж взирал на меня, пытаясь разобраться, насколько все это серьезно. Я замолчал и только отчаянно кивал головой, торопя его перейти к делу. Наконец он поднял пику и выкрикнул:

— Дорогу! Расступитесь! Дорогу!

Пока я добивался, чтобы мое предупреждение передали Уолсингему, потерял из виду Кастельно и Мендозу. Скользнув обратно в толпу, принялся всматриваться в море лиц, не убирая руки со спрятанного под плащом кинжала.

Несколько часов спустя я стоял на парадном дворе Уайтхолла, запрокинув голову, вдыхая морозный воздух, а вокруг оранжево-золотистыми искрами рассыпался на фоне чернильно-синего неба праздничный фейерверк, растворялся дымом под радостные, почти детские вопли королевских гостей. Празднество близилось к концу, нам оставалось еще пройти в главный зал и там посмотреть сцены, в которых будет прославляться величие Елизаветы и ее сходство с различными мифическими героинями. Я рад был бы вернуться в посольство, но Кастельно и слышать об этом не хотел: мы должны всячески демонстрировать свою преданность королеве, посол не пожалеет сил, чтобы вернуть ее расположение.

Елизавета жива, и это, я полагаю, стоит отпраздновать. Мне удалось ненадолго задержать церемониальный выход, но вскоре она настояла на своем желании выйти к терпеливо ожидавшим ее подданным, и все прошло благополучно. Судя по громким крикам на улицах, по непрестанному колокольному звону во всем городе, англичане объединились в верноподданной и шумной любви к монархине. Может быть, Дуглас мне померещился, может быть, такова отныне моя участь: повсюду видеть его лицо, оглядываться то и дело через плечо, как бедняга Леон. Его это не спасло.

Сквозь блеск фейерверка я устремил взор в бездонные небеса. Ночь ясна, звезды сияют так ярко, словно пульсируют. Смогу ли я изобрести метод для расчета расстояний во Вселенной?

— Много ли новых миров обнаружил, Бруно?

Я очнулся от сна наяву, оглянулся: прислонившись к стене, со стаканом в руках подле меня стоял Сидни. Быстро, исподтишка я проверил, далеко ли от меня Кастельно, к счастью, он куда-то отошел.

— Бесконечное множество, — ответил я, с облегчением расслабляя плечи.

— И нет неподвижной сферы звезд там, где пребывает Господь? — шепотом настаивал он. — Там, на краю Вселенной?

— Вселенная бесконечна, а значит, и края нет, тупица, — поддразнил я, ухмыляясь.

— Так где же Бог? По ту сторону звезд?

— Или в звездах. В звездах и в планетах, в дожде и в камнях у нас под ногами, в нас самих. А может быть, нигде.

— Ты уж лучше не излагай такие идеи в своей книге, — посоветовал он. — А то ее величество собралась почитать твой опус.

— Что ты говоришь?

Он рассмеялся:

— Это награда. Уолсингем сказал королеве, что ты пишешь книгу об устройстве небес. Она велела переплести один экземпляр специально для нее, и ты лично вручишь его; будешь представлен ко двору, как только закончишь свой труд. — Сидни похлопал меня по плечу и щедро протянул свой стакан вина. — Ее величество славится умом и образованием, но уж не знаю, постигнет ли она твои теории. — Он запрокинул голову, вглядываясь в млечный туман. — Если б я попытался представить себе бесконечную Вселенную, боюсь, мой мозг лопнул бы.

— Не рискуй. — Я отпил глоток и вернул ему стакан. — Поблагодари от моего имени. Большая честь для меня.

— Еще бы! Королева покровительствует твоей книге — придется всем ученым мужам ее прочесть! Только постарайся обойтись без совсем уж… взрывоопасных теорий.

— Ты меня знаешь, Филип.

— Знаю, потому и говорю. Королева не станет оказывать покровительство автору, который отрицает существование Бога, хоть ты ей сто раз жизнь спасай.

Кивком я признал разумность его слов, и мы еще долго стояли рядом, глядя вверх, в бесконечные неведомые нам миры.

— Жаль, что Ди пришлось уехать, — сказал он наконец. — Я даже не попрощался с ним. Буду скучать по старому фокуснику.

— И я тоже, — с чувством откликнулся я. — Несправедливо это, ведь он ничего дурного не сделал, разве что глупцом себя выставил. Но ведь и Келли, как выяснилось, не имел отношения к убийствам. Я принимал за истину то, что мне хотелось, и не верил в совпадения, а они тоже случаются.