С. Пэррис: Пророчество

— Держись! — крикнули мне.

Проморгавшись, я увидел в лодке двух стражей, протягивавших мне навстречу весла. Держался я не слишком уверенно, рука скользила по влажному дереву, но страж успел подтянуть меня достаточно близко, чтобы ухватить за камзол и с помощью товарища втянуть через борт в лодку, будто выловленную рыбину. Я рухнул на дно, выкашливая, казалось, не воду, но саму жизнь.

— Ф-ф-ф, — попытался я выговорить, но выбивающие дробь зубы мешали говорить.

Вместо слов я жестом указал на воду. Один из стражей без особой надежды ткнул в воду веслом. Я бросился к нему, ослепнув от ярости: нельзя его упускать, недопустимо, чтобы Фаулер восторжествовал над нами, сам выбрав себе исход. Сколько раз за время расследования я упускал из рук драгоценные улики, но этого, решающего доказательства он меня не лишит. Обезумев, я готов был вновь броситься в воду, но мой спаситель придержал меня, а его товарищ в тот же миг закричал и указал рукой на вынырнувший в круге света черный силуэт. Как Фаулер ни стремился утонуть, вода не принимала его. Стражи подгребли ближе и втащили его в лодку, чуть не перевернув нас от усердия.

— Он мертв? — еле выговорил я.

— Не знаю. Сядьте! — велел мне старший и, видимо, более опытный из стражей.

Он перевернул Фаулера на спину, надавил ему несколько раз на живот. Сначала никакой реакции. Стражник нажал посильнее, а затем приподнял Фаулера и силой посадил его, из безвольно приоткрывшегося рта хлынула вода, запенилась рвотой. Второй страж тем временем выгребал против течения обратно к пристани. Я успокоился, убедившись, что тонкая, но прочная нить все еще связывает Фаулера с жизнью. Стражи вытащили его на пристань и, общими усилиями поставив на ноги, поволокли во дворец.

Уолсингем задумчиво глянул им вслед:

— Он жив?

— Да, ваша милость.

Он удовлетворенно кивнул и подал мне затянутую в кожаную перчатку руку. Я кое-как выполз на причал, ноги не слушались. Я сел, рядом со мной присел на корточки Уолсингем, похлопал по плечу:

— Не знай я тебя, Бруно, решил бы, что ты подписал договор с дьяволом. Ничто тебя не берет. Да дьявол и не решился бы торговаться с тобой: побоялся бы, что ты его обойдешь.

Я попытался ответить, но толком не смог, слишком сильно меня трясло. Уолсингем с улыбкой сжал мое плечо и тут же отпустил.

— Да, я знаю, ты ни в дьявола не веришь, ни в Бога, — шепнул он. — Но ты снова показал себя молодцом, Бруно. Граф Лестер позаботится о тебе, а когда ты отдохнешь и согреешься, я хочу выслушать всю историю с начала до конца.

Он поднялся на ноги, но я ухватился за его плащ и снова притянул к себе.

— Я верю, что зло существует! — проговорил я сквозь выбивавшие дробь зубы. Лицо его было вровень с моим.

Министр коротко кивнул, поднялся и ушел. Страж, державший фонарь, протянул мне свободную руку, помог встать, закинул мою руку себе на плечо и повлек меня во дворец.

В Мортлейке деревья и изгороди вдоль реки высеребрены инеем, на фоне твердого синего неба выглядят словно декорации театра. Дорожка от реки наверх поскрипывает под ногами, схватилась от ночного мороза, кажется, будто следы ног и отпечатки колес прорезаны в сверкающем граните. Солнце висит низко, но светит ярко, бледным золотом заливая ландшафт и косую крышу дома. Красиво — а на сердце у меня свинцовая тяжесть, и, когда Джейн Ди распахивает передо мной дверь, я вижу на ее лице следы слез. Она торопливо обнимает меня и буквально вталкивает в дом.

— Поговорите с ним, Бруно! Меня он не слушает! — Голос ее срывается от волнения.

Я приостановился было, но потом решил не задавать ей вопросы, прямиком пройти к главе семейства.

Лаборатория пуста. Ни дыма, ни вони, не кипят котлы, не булькают реторты. Оборудование разобрано. Ди стоит возле рабочего стола, без разбора сбрасывая в открытый сундук книги. Я откашлялся, и он поднял голову, заулыбался так, что все лицо пошло глубокими морщинами.

— Бруно! — Он с неожиданным для его лет проворством перепрыгнул через ящик с бутылками, задел его ногой, но и внимания не обратил на стеклянный звон, кинулся обнимать меня, стиснул медвежьей хваткой.

— Смотрю, настроение у вас отличное! — заметил я (надеюсь, без лишней горечи).

— А как же иначе, друг мой? — Держа за плечи, он слегка отодвинул меня от себя и сияющими глазами заглянул в мои глаза. — Богемия, Бруно! Ты только представь себе! Прага! Даже ты в своих странствиях не добрался до Праги. Двор императора-философа, искателя тайных истин. Там никто не преследует и не судит людей, взыскующих древнего, не вошедшего в писания Отцов Церкви знания. Нет, таких, как мы, там чтут и всячески поощряют. — Он легонько встряхнул меня для пущей убедительности. — Император Рудольф — самый просвещенный в Европе правитель. Говорят, его двор полон редчайших чудес. Деревянные голуби, которые и впрямь летают и…