Когда Ахеменид покинул борт, хилиарх громко крикнул:
— На землю перед царем царей! — Все опустились и стали целовать землю.
Лишь ощутив под ногами твердую почву, царь успокоился.
— Вы видите меня здесь только потому, что персидские боги оказались сильнее греческого моря. Я велю отхлестать его. Я засыплю его обломками Эллады!
Приближенные заулыбались. Двое слуг принесли царю сухую одежду, и он, никого не стесняясь, переоделся.
— Знаете, кто спас мне жизнь? Рулевой-финикиец. Поэтому принесите лавровый венок из чистого золота. Я хочу наградить его! — заявил Ксеркс.
Слуги поклонились и побежали исполнять приказ.
— Почему у вас такие подавленные лица? — спросил царь, посмотрев на приближенных.
— Повелитель! — обратилась к нему Артемисия. — Из Эллады пришли плохие новости.
— Плохие новости? Что, мой флот проиграл еще одну битву? Эти балбесы-мореходы снова не справились с греками? — Ксеркс начал свирепеть. Но Артемисия перебила его:
— Не флот, повелитель!
— Мардоний?
Артемисия молча кивнула.
Ксеркс снова разозлился:
— Этот бездарный выскочка из моей родни… Что с ним?
— Он пал под Платеями в Беотии в битве против греческой конницы.
— Мардоний погиб?
— И Макистий тоже, командующий нашей конницей.
— Ведь я же ему приказывал, чтобы не шел в бой на белом коне! Наверняка он был на белом коне!
Артемисия пожала плечами и безучастно произнесла:
— Греческие гоплиты отважнее всех мужчин на свете. Они сражаются, пока не упадут. И даже после этого они умудряются метнуть копье.
— Как зовут их предводителя? Фемистокл?
— Нет, Павсаний, спартанец.
— А как мои солдаты?
Сначала Артемисия не решалась ответить, но после небольшой паузы сказала:
— Твои солдаты, царь царей, были перебиты, как жертвенные животные. Лишь немногим удалось бежать на корабли и добраться до Малой Азии. Греки взяли штурмом персидский лагерь и забрали все наши сокровища: дорогое оружие, повозки и посуду, твои украшения и все дорогие одежды.
На лбу царя вздулась вена. Он обеими руками разорвал одежду на груди — в знак траура. Приближенные последовали его примеру и заплакали.
Слуги принесли золотой лавровый венок.
— Пусть придет рулевой! — крикнул Ксеркс.
Финикиец подошел, стал на колени и благоговейно молчал, пока царь водружал на его голову венок.
— За то, что ты спас мне жизнь, — торжественно объявил Ксеркс, — я дарю тебе этот венок из моих сокровищ! — Он положил руку на плечо рулевого. Но когда тот хотел встать, царь придавил его к земле и продолжил: — А за то, что ты погубил столько моих женщин и храбрых мужчин, я велю отрубить тебе голову.
Раздался ужасный вопль. Подошел начальник охраны, взмахнул кривым мечом и опустил его на шею рулевого.
Мужчины рыдали, женщины визжали и прятали лица, когда голова несчастного финикийца покатилась по причалу, как кочан капусты, упавший с повозки крестьянина.
Они шли уже два часа по заросшей тропе, двигаясь через холмы, на склонах которых цвели кустарники и деревья. На востоке поднималось солнце, пробивая своими лучами предрассветную дымку. Гермонтим предположил, что они на материке, скорее всего в Ионии. И вот в пяти стадиях от них на одном из зеленых холмов показались колонны святилища. Дафна бросилась в объятия Гермонтима, который, казалось, не замечал ее наготы.
— Это греческий храм! — ликовала Дафна. — Теперь все будет хорошо!
Гермонтим ускорил шаги, присматриваясь, не покажется ли кто-нибудь из священников. Но чем ближе они подходили, тем больше их пугала жуткая тишина.
— Именем Зевса и богов-олимпийцев, есть здесь кто-нибудь? — крикнул Гермонтим. Не услышав ответа, они осторожно открыли зеленую дверь и вошли внутрь. В таинственном полумраке Дафна почувствовала, что ее тело озябло. Когда глаза привыкли к темноте, они увидели статуи нимф, харит и муз. Пальмы и демоны земли свидетельствовали, что это храм Аполлона.
Дафна не на шутку испугалась, когда одна из статуй вдруг ожила и заговорила:
— Вы хотите оскорбить Аполлона, который ночует здесь? — Жрец посмотрел на обнаженную Дафну.
— Шторм выбросил нас на этот берег, но мы греки, как и вы, — сказал Гермонтим, оправдываясь.
Жрец застыл, будто снова превратился в статую. Лишь после продолжительной паузы он промолвил:
— Это дом Аполлона Фанея, и я берегу его как зеницу ока. Тот, кто его осквернит, будет поражен моим мечом.
Жрец быстро поднял с земли меч и пошел к Дафне, целясь ей в грудь. Но она не убежала, а упала на колени, поцеловала мрамор и с мольбой в голосе произнесла:
Читать дальше