Филипп Ванденберг - Дочь Афродиты

Линия старта представляла собой мраморный порог шириной в локоть с треугольной засечкой для отталкивания бегунов. Столбы высотой в человеческий рост отмечали место для каждого участника. Сама беговая дорожка разметки не имела, она была покрыта сухим желтым песком, который доставлял неприятности более слабым бегунам. Тот, кому приходилось бежать за более сильным атлетом, вынужден был глотать пыль, поднимавшуюся из-под ног соперника. Отстающему было трудно дышать, глаза начинали слезиться, и в результате такой бегун нередко сходил с дистанции. Поэтому старту придавалось большое значение. У каждого олимпийца были свои секреты.

Большинство соревнующихся атлетов стали наискось к линии старта и, отведя назад руки, ждали сигнала. Тактика обоих фаворитов была своеобразной. Эфиальтес пригнулся, оперся левой рукой о левое колено, правую ногу отставил назад. А над Филлесом даже стали смеяться, потому что он поставил правое колено на землю и обеими ладонями оперся о линию старта.

Одетый в красное элланодик протянул каждому участнику чашу, из которой тот вытянул жребий — деревянную палочку, на нижней части которой был номер стартовой дорожки. Эфиальтес, похоже, был доволен своим жребием. Он радостно подпрыгнул, но тут же вернулся на свое место, чтобы сосредоточиться. Филлес никак не отреагировал. Казалось, дорожка его не интересует. Он вернулся, вновь принял необычную позу, сделал рывок вперед, протопал несколько шагов по песку и вернулся назад. Остальные шаркали босыми ногами по стартовой полосе или нервно ходили взад-вперед.

Наконец раздались глухие удары литавр, и многотысячная толпа взревела. Зрители в ожидании смотрели на середину беговой дорожки, где элланодик в сопровождении двоих эгзегетов, несущих факелы, занял исходную позицию и перед украшенным лавровыми венками алтарем Деметры на склоне горы объявил стартовый список:

— По воле олимпийца Зевса верные священной олимпийской клятве бегуны на один стадий будут состязаться друг с другом, чтобы определить, кто из них лучший.

Первая дорожка: Хармидес, сын Клитоса из Кротона.

Вторая дорожка: Андроклес, сын Мирона с острова Мелос.

Третья дорожка: Филлес, сын Дамеона из Спарты.

Четвертая дорожка: Неон, сын Фессалоса из Афин.

Пятая дорожка: Эфиальтес, сын Изагораса из Трахинии.

Шестая дорожка: Сарон, сын Фалиадеса из Элиды.

Седьмая дорожка: Атталос, сын Клиторса из Сиракуз.

Если кто-то из вас может выдвинуть обвинение против кого-то из атлетов, будучи уверен, что тот не является свободным гражданином Эллады, замечен в кровосмешении или богохульстве, пусть поднимет свой голос и объявит это всему миру!

Стадион молчал, бегуны замерли. Если бы кто-нибудь назвал имя любого из атлетов, тот немедленно был бы снят с соревнований. Но этого не произошло, и элланодик продолжил:

— Тогда давайте же сигнал к началу бега!

Со всех ярусов стадиона раздались аплодисменты. Высоко наверху женщины размахивали пестрыми платками. Солидные мужи вскидывали вверх руки и выкрикивали имена фаворитов. Другие подпрыгивали и подбадривали своих любимцев:

— Беги быстрее Гермеса, посланец богов!

— Загони остальных в угол!

— Покажи им свои пятки!

Без сомнения, привлекательнее всех выглядел Эфиальтес с его бронзовой кожей, блестящей от масла, мощными мышцами рук и ног. Афинянин Неон, стоявший рядом с ним, был похож на горбатого варвара — маленький, с впалой грудью и кривыми ногами, которыми, казалось, ему всю жизнь приходилось обхватывать вздувшееся брюхо фессальской лошади.

На Филлеса можно было бы и не обратить внимания. Ничем особым он не выделялся, кроме высоких результатов в предварительных забегах. Он был не высок, не низок, не особенно мускулист, но и не худой, как стартовый столб. Уродливым его нельзя было назвать, но и красивым тоже. У многих, как и у Дафны, в голове вертелась мысль: откуда же у этого спартанца такая сила?

Стартер, голый, как и все спортсмены, поднял вверх связку хвороста, и все на стадионе замерли. Бегуны заняли свои стартовые позиции: Хармидес и Андроклес стояли, Филлес оперся ладонями на линию старта, Неон наклонился, как и два первых атлета, Эфиальтес оперся на левое колено, а Сарон и Атталос тоже застыли стоя.

У тех, кто наблюдал за соревнованием молодых людей, проходившим рядом с сокровищницами, алтарями и храмами на фоне открывающейся с высоты панорамы Эллады с ее пиниями и кипарисами, над которыми с лазурного неба светило яркое солнце, могла закружиться голова. Казалось, что волшебное действо, которое должно было начаться сейчас, вызывало особые, неповторимые чувства у каждого, кому посчастливилось присутствовать здесь. Священные Олимпийские игры и благородство спортсменов, готовых бороться за то, чтобы получить лавровый венок из рук элланодика, пробуждали в зрителях восторг и уважение.