Елена Муравьева - ЖИЗНЬ в стиле С

— Вы дали слово, — давит Георгий Лаврентьевич. — Ваша жизнь принадлежит революции.

— Своему слову я хозяин. Как дал, так и назад возьму. И жизнь моя никому кроме меня не принадлежит. Тоже самое, касается Тани.

— Вы поступаете бесчестно, низко. Партия рассчитывала на вас.

— Я не нанимался обслуживать интересы партии, — Петр гнет свое, — я сам по себе. Как пришел к вам, так и уйду. — И в угоду затеям Надин добавляет, — от террора я не отказываюсь, но вершить его под вашим руководством не намерен. Я образую собственную группу. Вы мне не нужны.

Распахнул от удивления Семенов глаза. От возмущения слов нужных не найдет.

— Вы должны подчиниться партийной дисциплине.

— Я ни кому ничего не должен! — отмахнулся Петр.

— Вы — анархист!

— Это мое личное дело.

Кипятится Георгий Лаврентьевич, от злости губы кусает. Уплывают из рук две боевые единицы. Не желает глупая девчонка Таня и сорви-голова Петр революции служить. Не считают нужным.

— Для руководства собственной группой у вас маловато опыта. Вернее, у вас вообще нет боевого опыта. Вы не умеете делать террор. Или умеете? И готовы доказать это? Раз так, — сверкнул взглядом Семенов, — я дам вам людей и вы на деле покажете, на что годны!

Ап! Ловкий манипулятор перевернул ситуацию. Остается Петру сказать «да» или прослыть хвастуном и вруном. Остается идти и доказывать свою состоятельность. Остается рвануть на себе рубаху и заорать:

— Давайте своих людей, я докажу какой Петя Травкин герой!

Фразочка «я вам дам» расставляет властные акценты. Тот, кто дает — сверху. Кто берет — снизу. Ждет Семенов согласия от Петра, ждет, что купится репортеришко на дешевую провокацию.

Дорог бархат на куртке, дорог шелк в подкладке, дорог шнурок витой ручной работы. Петр Травкин — не пацан на дешевые подначки не покупается, по дешевке не продается. Он — мужчина степенный, важный, умный, перспективный, ему оклад в газете на три червонца повысили, ему столичные редакторы дифирамбы поют, он книгу пишет, он в конце концов женатый человек, не сегодня — завтра отцом станет.

— Ваши люди мне ни к чему, — ответил Петр. — У меня своих достаточно. Доказывать я ничего ни буду. Не вижу надобности. А о деле потолковать можно. Но без пустой демагогии. Кого надо убрать и сколько вы готовы заплатить за покушение?

— Что? Да как вы смеете?!

— Смею, — просто признал Травкин.

Засим следовало сказать что-то весомое, способное раздавить, расплющить Семенова. Но что? Травкин нахмурился. В голове не было ни одной стоящей мысли. Нет, одна все же появилась.

– Я, собственно, для того и вошел в вашу группу, чтобы разобраться в методах работы эсеровской организации. Могу сказать — разочарован. Сплошные глупости, театральщина, любительщина. Если террор вам действительно необходим, им следует заниматься серьезно, по-настоящему, профессионально.

— Кого вы представляете? — после недолгого молчания, выжал из себя ошарашенный услышанным Семенов.

— Я репортер уголовной хроники, — как бы, между прочим, напомнил Травкин.

— То есть вы представляете уголовников? — не поверил эсер.

— Выводы — ваша прерогатива. Мое дело предложить. И назвать цену. От тысячи рублей до ста тысяч в зависимости от ранга чиновника. Возможны и другие варианты.

— Какие?

— Не прикидывайтесь простаком. Я имею в виду экспроприации, то бишь, грабежи банков, страховых обществ, крупных компаний. Если мы договоримся, дело можно будет поставить на поток.

Семенов, все еще недоумевая, покачал головой:

— Я должен подумать над вашими словами. Давайте встретимся через несколько дней.

Петр — сама вежливость.

— Как угодно.

Не прощаясь, гость направился в коридор. Взял шляпу, переступил порог.

— Я редко ошибаюсь в людях. Вы показались мне нахалом и только. Вот уж, не предполагал, что за вами стоят такие серьезные силы.

Петр, молча, пожал плечами, каждый волен думать о другом, что пожелает.

Хлопнула дверь, Петр вздохнул с облегчением, повернулся к Тане, уперся в испуганный взгляд.

— Это правда? Ты связан с уголовным миром? — Жены, даже начинающие, всегда слышат, о чем за закрытой дверью толкуют их мужья. Удивительный дар.

— Стыдно, сударыня, подслушивать, — укорил Травкин.

— Это правда?

— Нет.

— Но… — изумление в любимых глазках достигло предела.

— Туся…Тусенька, котик, лапочка… Я Семенову наврал с три короба. Если он не успокоится моей версией с уголовниками, я приплету контрразведку или что-нибудь похлестче.