Елена Муравьева - ЖИЗНЬ в стиле С

— Вы — циник. Для вас женщина — лишь средство для удовлетворения похоти.

— Нет, это вы, моя милая, циник. Для вас собственное тело — лишь инструмент для получения результата. Вы торгуете своими прелестями, как вокзальная шлюха. Только она берет гривенник на прокорм детей, а вы ублажаете старика ради иллюзии — победы справедливости.

Надя обиженно замолкала. Но внимательно слушала.

— Новомодные методы террора просто смешны. Не револьвер, но бомба. Не один, но группа. Наружное наблюдение. Живой динамитный снаряд. Это игрушки для дилетантов. В полиции работают профессионалы, в политической полиции — особенно. Давайте, разберем последнее достижение ваших боссов: дурацкий маскарад, в котором боевики изображают извозчиков и уличных продавцов. Судите сами, разве может человек, не знающий города, с белыми нерабочими руками, с иногородним выговором, с местечковой внешностью не выделиться среди извозчиков? Разве может он не привлечь внимания, торгуя сигаретами на площади, где все, от дворников до купцов, исправно платят дань околоточному и, куда нового человека просто так никогда не пустят? Может или нет, ответьте, Надя.

— Не знаю.

— Знаете. Но боитесь признать правду.

— Вы хотите сказать, что боевые акции осуществляются под надзором полиции? Что в партии и Боевой Организации работают провокаторы?

— Совершенно верно, — улыбался Люборецкий. — И мои дневники представляют опасность именно потому, что в них указаны имена и приметы этих людей.

— Не может быть.

Следуя логике полковника, ее товарищи — чистые, святые люди, погибали ради пополнения партийной казны, а партией руководили полицейские агенты и двурушники.

— Может.

— Я вам не верю.

— В том-то и беда, что верите. И наверняка, понимаете, какой опасности подвергаетесь. Добудете вы дневники или нет, вас все равно уберут. На всякий случай. От греха подальше.

— Куда уберут?

Луборецкий ткнул указательным пальцем в потолок:

— Туда.

— Господи.

— Только я вам могу помочь. И помогу, если увижу, что вы поумнели. Фанатичку, стремящуюся, во что бы то ни стало сдохнуть во имя бредовой идеи, мне не жаль. А красивую здоровую рассудительную женщину потерять было бы обидно. Тем более, что вам определенно есть чем заняться в жизни. Вы бы могли выйти замуж, родить детей, имея деньги, заняться благотворительностью. Посмотрите на своего зятя — вот достойный пример для подражания. Хватит разрушать, пора строить.

Надин уехала от Люборецкого не убежденная в его правоте, но полная сомнений. Из-за них-то она и охладела сначала к боевой, а потом к партийной работе. Последним этапом в революционной карьере Надин зарубежный отдел ЦК и командировки, в которые ее отправляли к заокеанским толстосумам-спонсорам, в качестве последнего и убедительного аргумента.

Что касается опасности, про которую говорил Люборецкий, то старый разведчик оказался прав. На Надин дважды покушались. Попытки прекратились после того как Прохор Львович переслал в ЦК копию своего завещания. В нем спец. по террору объявил Надежду Антоновну Ковальчук наследницей своего архива и дневников и предупредил, что в случае смерти последней его бумаги будут опубликованы в крупнейшей парижской газете.

Свое отношение к слабому полу Андрей Рощин определял словом: «суки». Женщины лживы, корыстны, непостоянны, беспринципны. За малым исключением, таким как Валентина, например, женщины ищут только выгоды и удовольствия. Они не способны согреть душу и годятся лишь для утешения плоти. Вопросы плоти Рощин решал в рабочем порядке. Душевные томления глушил работой. Однако, изредка, в угоду смутному настроению или пасмурной погоде, ощущение ущербности подступало с ножом к горлу:

«Почему меня никто не любит? Чем я плох? Почему один? За что?»

Ничего не мешало ему жениться. Желающих тратить его деньги и пользоваться славой хватало. Потенциальные «невесты» осматривали дом, интересовались гонорарами и тиражами, затем, обдирая от усердия маникюр, лезли в койку. Дальнейшее не стоило внимания. Сколько ни длился роман, Рощин ожидал одного: когда, наконец, «избранница» проявит истинное лицо и, не церемонясь, ей можно будет указать на дверь.

«Зачем люди женятся?» — думал он.

Из-за детей, отвечал себе. И продолжал логическую цепочку: у меня никогда не будет детей.

Из желания быть вместе? У меня нет такого желания.

Из страха остаться одному? Человек всегда один.