Лев Портной - Акведук на миллион

— Возьмем на заметку? — переспросил я. — А как насчет того, чтобы арестовать его? Ведь ты товарищ министра внутренних дел, в твоих руках полиция. У тебя есть свидетель. Я — свидетель. Я слышал его разговор с графом Каменским…

— Может, и арестуем со временем, — ответил Павел. — Но не сейчас. Воленс-Ноленс, ты же знаешь, пока нецелесообразно тревожить такие фигуры, как Аракчеев и генерал-губернатор, пусть даже и отставной.

В очередной раз продолжать бессмысленный спор я не желал.

— Воля ваша, — промолвил я. — А я не желаю мириться с тем, что этот господин, возможно, теперь вынашивает новые планы. Я поступлю по-своему.

— Что ты задумал? — встревожился Поло.

— Скоро узнаешь, — ответил я и попрощался.

В тот же вечер я застал Григория Александровича в кофейне Николя Гугета. Отставной полковник играл против молоденького поручика. Несколько зрителей следили за партией, и среди них я заметил бывшего сослуживца Мыскина, ныне штабс-капитана.

— Григорий Александрович, дорогой вы мой! Как давно я искал этой встречи?! — воскликнул я.

— Мы разве знакомы? — холодным тоном осведомился Шемлавский.

— Как же? Не узнаете? — Я изобразил удивление. — А ведь мы встречались! Встречались в доме у графа Каменского. Вам тогда пришлось сильно голову задрать, чтобы разглядеть меня. Вы еще личико так платочком прикрывали, чтобы я вас не разглядел…

— Простите, милостивый мой государь, — раздраженно покачал головой Шемлавский, — но вы несете какую-то чушь! К тому же мешаете игре!

— Ах, игра! — Я словно только теперь заметил бильярдный стол и постучал по нему пальцем. — Ну и как игра? Получается? А телескопом не пробовали?

Я обвел глазами присутствовавших офицеров. Казалось, что воздух сделался жестче от охватившего их напряжения. Они следили за развитием событий, уже сообразив, что я намерен учинить скандал. И я не обманул их ожиданий.

— Господа! — обратился я к ним и указал на Шемлавского. — Григорий Александрович прославился во всех борделях от Санкт-Петербурга до Москвы как мастер пользоваться телескопом в жарком деле! Без телескопа у него, знаете ли, ничего не получается…

На лицах офицеров мелькнули глумливые улыбки, которые они все как один немедленно скрыли. Вероятно, Шемлавский иногда развлекал их своими частушками. И теперь новая интерпретация его пристрастия к телескопам развеселила их.

Сам же Григорий Александрович сначала побагровел, затем побелел, после чего прошипел:

— Извольте немедленно извиниться!

— Можете потребовать сатисфакции, — небрежно заявил я, повернулся, нашел взглядом старого знакомца и попросил: — Мыскин, будешь моим секундантом?

Вечером я отправил мосье Каню с очередным письмом к графине де ла Тровайола. Французишка вскоре вернулся и вернул мне письмо нераспечатанным. Новость, которую он привез, опечалила меня, хотя и была давно ожидаемой. Алессандрина покинула Санкт-Петербург.

Ранним утром, едва рассвело, я прибыл на Волково поле. Со странной отстраненностью наблюдал я за приготовлениями к поединку. Душевное оцепенение охватило меня, а виною послужила нелепая размолвка с Алессандриной. Приглашенный доктор, чьего имени я не потрудился запомнить, не спускал с меня грустных глаз и отчего-то почти не обращал внимания на Шемлавского. Щелкнули замки ящика с пистолетами: секунданты, передвигавшиеся как безликие тени, проверили оружие. Я не испытывал ни малейшего трепета, словно не мне угрожала смертельная опасность и не я рисковал через несколько минут расстаться с жизнью.

— Господа, не угодно ли вам примириться? — прозвучал традиционный вопрос.

— Я готов принять извинения, — откликнулся Шемлавский.

Нужно отдать ему должное, он сохранял завидное присутствие духа, оставался спокоен, хотя смертельная опасность в равной степени угрожала и ему.

— Сегодня я не в том настроении, — ответил я. — Будем стреляться.

По команде мы разошлись на указанное секундантами расстояние. Я повернулся, а Шемлавский уже целился в меня. Время замедлило свой бег. Я начал поднимать пистолет, одновременно поворачиваясь боком к сопернику. Грянул выстрел, словно железная птица пролетела мимо меня и, задев крылом, распорола рубашку на груди. Соперник опередил меня, и я чудом остался жив.

Я целился в него, но после выстрела приподнял пистолет, чтобы выстрелить в воздух. И вдруг раздался топот копыт.

— Стойте! Стойте! Прекратите дуэль! — послышался знакомый голос.