Лев Портной - Акведук на миллион

Его забота тронула меня. Но в то же время рассердила уверенность французишки в том, что я угодил в тюрьму надолго.

Жан покосился на солдата и прошептал по-французски:

— Вот что, сударь, вы бы деньгами меня снабдили-с! А то ж как же теперь-с?!

— Какими деньгами, дубина?! — еще больше рассердился я.

— Как — какими? — развел он руками. — Вас-то теперь лет десять не дождешься! А то и повесят-с! А мне на какие шиши, извините-с, жить прикажете-с? Квартиру-с содержать?!

— Не положено! — раздался голос солдата. — По-русски изъясняться извольте!

— Да ты не волнуйся, Жан, — продолжил я на родном языке. — На квартире мы сэкономим! Ты для себя-то вещей почему не взял? Ты же теперь здесь поживешь, в соседнем номере — я договорился!

— Сударь! Сударь! — завопил Жан. — Вы все шутить-с изволите-с! А я из-за вас по миру пойду-с! Это вы тут на казенных харчах…

— С чего ты взял, что я шучу? — хмыкнул я. — Я, конечно, не принцесса Володимирская, но вполне могу позволить себе камердинера в тюремных условиях. Ну и горничную неплохо бы. Я тебе подскажу заведение, где ее нанять. Обратишься к мадам Шерамбо…

— Сударь! Сударь! — Жан встревожился не на шутку. — Все бы вам-с зубоскалить! И между прочим-с, смотрите, что я принес.

Он развернул сверток, бросив на пол ворох оберточной бумаги, и поставил на стол кофейную чашечку с блюдечком. Эту пару китайской работы я привез в прошлом году из Лондона.

— Время! Время! — прокричал солдат.

— Ладно, иди, — сказал я камердинеру.

— И бумагу забери! Не положено! — добавил служивый.

Жан собрал мусор и ушел. Проскрипели засовы. Я встал сбоку от соглядатая, сбросил с себя сырую одежду и надел сухой, еще хранивший домашнее тепло мундир. Затем я сел за стол, взял в руки чашечку, поднял ее к окошку. Свет был слабым — будто бы вечерело и цапли на озере готовились к ночлегу, шелестели камыши, слышался едва уловимый аромат кофия.

Эх, жалко будет, если чашечка пропадет!

Накатила тоска. Что, если занятые государственными делами друзья нескоро вмешаются в мою судьбу?! А то еще ввиду всяческих политесов превратят меня в разменную монету? Встанет вопрос: за кого в первую голову хлопотать — за меня или за каких-нибудь поляков? И тот же князь Адам в угоду своим амбициям попросит за соотечественников! Да и вопрос еще, знают ли они о случившемся? Не подвела бы графиня де ла Тровайола!

Я с тоскою оглядел стопки одежды, оставленные Жаном. Неужели все это понадобится?! Господи, лучше уж сразу сдохнуть!

Алессандрина не подвела! Ночью заскрежетала дверь, и зычный голос провозгласил:

— Графа Воленского к товарищу министра внутренних дел!

Вошел унтер-офицер и уже будничным тоном окликнул меня:

— Андрей Васильевич.

Черная карета в сопровождении драгунов понесла меня в черную петербургскую ночь. И когда мы проезжали через мосты — сперва Петровский [18] Петровский мост — в настоящее время Иоанновский мост. , затем Никольский [19] Никольский мост — в настоящее время Тучков мост. и Исакиевский [20] Исакиевский мост — существовавший в описываемые времена плашкоутный мост от Васильевского острова к месту современной площади Декабристов. , разыгрывалась моя фантазия, будто эти мосты знаменовали перемены в моей жизни.

Возомнилось, что поездка закончится тем, что приведут меня в просторный кабинет, и я не сразу замечу, что свечи стоят нетронутые, и письменный прибор сверкает неестественной чистотой, только появится смутное ощущение, что кабинет еще не обжит. И спрошу я: «Ну? Зачем подняли меня среди ночи? Где же товарищ министра [21] Товарищ министра — должность, соответствующая современному понятию заместителя министра. юстиции?» А с меня оковы снимут и скажут: «Андрей Васильевич, так вы же и есть товарищ министра юстиции!» Двери распахнутся настежь, войдут лакеи со свечами, за ними их величества Александр Павлович и Елизавета Алексеевна, следом со скромной улыбкой на губах княжна Нарышкина, будут аплодировать. Появятся друзья с поздравлениями, в глазах — ревность, ну так — самая малость. Гаврила Романович поздравит меня, тщательно соблюдая церемониальный этикет, в подчеркнуто сухих словах скроется неудовольствие. А государь шепнет на ухо: «Андрей Васильевич, на Державина внимания не обращай. С докладами заходи в любое время напрямую ко мне без особого приглашения!» Последним выйдет из тени старый граф Строганов, и я скажу ему: «Ну-с, Александр Сергеевич, где там ваш список? Давайте сюда! Всех на свободу!»