Филипп Ванденберг - Беглая монахиня

— То есть вы полагаете, что в представлении, которое разыгрывается на наших глазах, есть что-то нечистое?

— Полагать — не значит знать.

Перед последним отрезком, который круто взмывал к башне, Магдалена замерла и помахала публике. В ответ грохнул шквал аплодисментов и ликования, так что шум был слышен даже у ратуши на берегу Рейна.

Насладившись в меру овациями, Магдалена начала штурмовать последний крутой кусок подъема. Глубоко внизу все снова стихло, воцарилась благоговейная тишина. Впервые за весь маршрут она почувствовала, что восхождение по канату стоит ей неимоверных усилий. Она лихорадочно попыталась вспомнить, как Рудольфо преодолевал самый крутой кусок — медленно и сосредоточенно или с разбегу, одним махом. Но, как и все остальное, это воспоминание померкло в ней после приема эликсира. Она пошла медленно и сосредоточенно, как и начинала восхождение.

Если бы ее память не помутилась и не стерла воспоминания о руке в перчатке с факелом, принесшей смерть Рудольфо, Магдалена наверняка бы закачалась, а так она невозмутимо продолжила путь, четко зафиксировав взглядом конечную цель.

Когда оставалось не больше десяти локтей, она опять остановилась. Зрители на площади затаили дыхание. Даже восемь мужчин, которые только что хвастливо переговаривались друг с другом, резко оборвали беседу.

В порыве гордости и уверенности, что ее затея уже едва ли сорвется, Магдалена выпрямилась в полный рост, распростерла руки, словно парящий орел крылья, и сделала последние шаги. Добравшись до самого верха, она в изнеможении обняла узкую колонну между двумя стрельчатыми окнами, через которую был перекинут конец каната.

— Маг-да-ле-на! — доносились снизу раскаты оваций и нескончаемые ликующие крики.

Однако Магдалена странным образом не испытывала триумфа, даже гордость от того, что она совершила нечто, что до нее не удавалось ни одной женщине, не переполняла ее. Внутри была лишь огромная пустота.

Магдалена вообще засомневалась, она ли это еще. Правда, она ощущала магическую силу и энергию, расширяющую круг ее возможностей до сверхъестественных, но все это было как бы вне ее. Она ничего не чувствовала, кроме усталости, целиком овладевшей ею. В душе не было ни волнения, ни переживаний, ни трепета, ни возбуждения. Крутая лестница, по которой она спустилась с высоты десятиэтажной башни, съела ее последние силы.

Когда Магдалена наконец оказалась внизу, ее тут же окружили циркачи, которые с ликованием приветствовали ее. Зазывала Форхенборн целовал ей руки. В порыве чувств жонглер Бенжамино теребил ее одежду и неустанно повторял:

— Compliment, Complimenti!

А сутулый знахарь тряс головой и твердил:

— Безупречно, безупречно!

В итоге великан Куенрат подхватил ее за талию и усадил себе на правое плечо. Так они и вышли из восточной соборной башни на Либфрауэнплац.

Магдалена кивала осаждавшей их со всех сторон толпе с механической грацией марионетки и с искусственной улыбкой на губах. Лишь немногим, в том числе зазывале, бросилось в глаза ее странное поведение; но и Форхенборн приписал его нечеловеческим усилиям, которых потребовал номер на канате.

Когда труппа вернулась в лагерь, все начали донимать Магдалену вопросами, пытаясь узнать, где и когда она изучила искусство эквилибристики и почему до сих пор утаивала от всех свое умение. Лишь зазывала демонстративно держался в стороне. Он и раньше подозревал, что искусство Рудольфо не обходится без чертовщины, однако никогда не осмеливался призвать канатоходца к ответу. Зазывала прекрасно отдавал себе отчет, что без аттракциона Великого Рудольфо труппа утратит свою привлекательность.

Неожиданное выступление Магдалены лишь подтвердило его подозрение. Послушница в монастыре никак не могла осваивать цирковое искусство эквилибристики. И напрашивались вполне резонные сомнения, мог ли Рудольфо передать ей свое исключительное умение в течение такого короткого времени. Заметив, в каком изнеможении была Магдалена, Форхенборн оттеснил артистов в сторону и проводил ее к фургончику Рудольфо, чтобы она могла прийти в себя после выступления. Магдалена закрылась изнутри, легла в постель и тут же провалилась в глубокий сон.

Она не могла предположить, как развивались события, пока она спала. Во время выступления народ встречал ее бурным восторгом и овациями. Никто не обращал внимания на каноников, снедаемых любопытством и смешавшихся с толпой, чтобы похотливо глазеть, как жена канатоходца с легкостью демонстрировала свое искусство. После аттракциона, вдоволь насмотревшись, они собрались в соборе, чтобы подтвердить друг другу то, что не вызывало у них сомнений и до выступления: бабенка, в такой мере выставляющая себя напоказ народу, нарушила законы морали и, что еще хуже, была явно в сговоре с сатаной. Ни одна богобоязненная женщина не способна взойти по канату на собор, если только она не продала душу дьяволу В случае циркачки речь, без сомнения, идет о колдовстве.