Филипп Ванденберг - Беглая монахиня

— Разумеется, нет, — попытался успокоить разгневанную жену канатоходца Кирхнер. — Просто дело в том, что Великий Рудольфо мертв и уже не сможет выманить ленивых жителей Майнца на большую Соборную площадь!

Ослепленная яростью и, видимо, как и все люди, загнанные в угол, способная на безрассудные поступки, Магдалена раздраженно бросила:

— Ну да, конечно. Тогда я взойду на канат и поднимусь на башню. Это привлечет не меньше зевак!

Секретарь архиепископа устремил на Магдалену изумленный взгляд, чтобы удостовериться, что он не ослышался и что возмущенная женщина не разыгрывает его и не дурачится. Но, увидев решимость на ее лице, ответил:

— От этой затеи лучше отказаться, если вам дорога ваша жизнь. Далеко вы не продвинетесь. У Великого Рудольфо был особый талант, данный лишь немногим.

— А это не ваша, а моя забота, — оборвала Магдалена Кирхнера, и она не шутила. В памяти ее всплыл таинственный эликсир, которым Рудольфо пользовался перед выступлениями. Он ведь тоже раньше никогда не поднимался на высокий канат. Теперь она была полна решимости испробовать это на себе. Магдалена сама не знала, откуда у нее взялась смелость для столь рискованного предприятия. Она лишь интуитивно чувствовала, что сделает это.

— А теперь пойдите и скажите вашему соборному канонику, что жена канатоходца сегодня в полуденное время совершит восхождение по канату, как и накануне Великий Рудольфо. — Когда же Кирхнер не сразу внял ее наущению, она прикрикнула на него: — Исчезните наконец!

Недоуменно качая головой, секретарь архиепископа покинул загон для животных и растворился в предрассветных сумерках нового дня.

Магдалена помедлила, стараясь привести в порядок свои мысли. Потом набрала в грудь воздуха и решительно зашагала к вагончику зазывалы, а подойдя к нему, яростно забарабанила в дверь. Прошло полвечности, прежде чем Форхенборн отворил и просунул голову в образовавшуюся щель.

— С ума спятила — старого человека ночью из постели выдергивать?

— Ксеранта жива! — без обиняков огорошила она зазывалу. — Я заперла ее в фургончике Рудольфо.

Как она и предполагала, Форхенборн не поверил ей. Он долго и придирчиво всматривался в ее лицо и так же долго молчал. Через какое-то время вышел, подпоясавшись кушаком своего черного шлафрока, и обнял ее.

— Все мы очень переживаем смерть Рудольфо, и никто не знает, что с нами будет дальше. То, что тебя потрясли обстоятельства его гибели, я прекрасно понимаю. Как и то, что тебе трудно примириться с действительностью. Никто не осудит тебя, если твои чувства сыграют с тобой злую шутку и тебе будут мерещиться вещи, которых на самом деле не существует. Но что касается Ксеранты, то поверь, она умерла, обгорев до неузнаваемости. Мы все ее опознали по диадеме. А теперь иди и ложись спать.

Вместо ответа Магдалена ухватила зазывалу за рукав и потащила к домику Рудольфо. Уже издали она заметила, что дверь открыта, и, подойдя ближе, убедилась, что дверь взломана, а в вагончике горит свет.

Форхенборн сделал Магдалене знак подождать, решив сначала все проверить. Медленно и осторожно ступая, чтобы не производить шума, он приблизился к деревянной лестнице, беззвучно преодолел пять ступенек и исчез внутри.

Открыв от волнения рот, Магдалена прислушивалась, не раздастся ли какой-нибудь шорох. Тишина. Наконец в дверях показался зазывала, держащий в руке красную перчатку.

— Никого? — робко спросила Магдалена.

Форхенборн молча покачал головой.

Магдалена легко догадалась, что значила пурпурная перчатка.

Магдалена не стала посвящать зазывалу и остальных членов труппы в свой план. Поэтому все пришли в немалое удивление, когда Либфрауэнплац, что перед собором, уже с утра стала заполняться публикой, а проповедники начали выкрикивать свои злобные тирады.

Одному Богу известно, как Кирхнеру удалось так быстро распространить среди народа весть о предстоящей сенсации. Но, как известно, ничто не разносится так стремительно, как слухи. Большинство горожан просто отказывалось верить тому, о чем шептались в городе: якобы жена погибшего канатоходца сама собирается взобраться на канат и подняться на восточную соборную башню. Скандал почище всех любовных похождений его курфюрстшеской милости! В конце концов, еще ни одна женщина не осмеливалась прилюдно балансировать на канате, ведь при каждом шаге ей будут похотливо заглядывать под юбки и греховно смаковать открывающееся зрелище!