Джон Робертс: Святотатство

Мальчишка бросился выполнять поручение, но я остановил его:

— Погоди. Пожалуй, тогу я выберу сам.

В сопровождении рабов я направился в спальню, намереваясь осмотреть свой гардероб. Кассандра проветрила комнату и поставила в вазы свежие цветы. Подобная забота меня тронула. Для того чтобы достать цветы в это время года, да еще так быстро — ведь о моем приезде дома узнали совсем недавно, — Кассандре и ее мужу наверняка пришлось подкупить рабов моего соседа, у которого была оранжерея.

Я лично выбрал тогу — не самую лучшую, но лишь немного ей уступавшую — и пару сандалий. Зима стояла мягкая, так что я решил обойтись без обмоток. Они любому способны придать удручающе плебейский вид; в холодном галльском климате я вынужден был носить их волей-неволей, а в Риме с удовольствием от них отказался.

— Вернусь поздно, — сообщил я рабам. — Если кто-нибудь пожелает меня увидеть, скажите, что сначала я отправлюсь в бани, потом на Форум, затем в дом Метелла Целера. Впрочем, не думаю, что ко мне пожалуют гости, ведь никто в Риме еще не знает, что я вернулся в город.

Говоря это, я расхаживал по комнате, а старые мои рабы следовали за мной по пятам, ловя каждое мое слово и едва не сдувая с меня пылинки.

— К твоему приходу все будет готово, господин, — заверил Като.

— Я приготовлю обед — на случай, если никто из твоих друзей не пригласит тебя, — заявила Кассандра.

Я знал, что рвения их хватит ненадолго. Через несколько дней пожилые супруги, по своему обыкновению, примутся брюзжать и проводить время во взаимных препирательствах.

Я вышел на улицу в сопровождении Гермеса, который нес мою тогу, полотенца, бутыли с благовонными маслами и бронзовый стригил — скребок изысканной кампанианской работы, подарок друга, полученный мной в дни легкомысленной юности. Ручка скребка была украшена непристойными изображениями, которые молодой раб так и пожирал глазами.

— Ты хорошо знаком с городом? — спросил я его.

— Я никогда не покидал Рима, — ответил Гермес.

— Тем лучше. Возможно, я буду использовать тебя не только как сопровождающего, но и как посланника.

Рим — на редкость хаотичный город, и отыскать здесь что-нибудь, за исключением Капитолия, Форума, главных храмов и цирка, способен только тот, кто прожил в городе достаточно долго.

— Дядя Луций часто посылал тебя с поручениями? — осведомился я.

— Нет, но я часто убегал и потому хорошо изучил город.

Я остановился и принялся разглядывать лоб юнца. Он был чист и гладок — ни малейших следов не только выжженной буквы «Б», но даже подростковых прыщей.

— Почему тогда тебе не выжгли клеймо беглого? — спросил я.

Гермес придал своему лицу выражение лицемерного смущения:

— Ну, я был тогда еще мальчишкой. К тому же каждый раз я возвращался сам.

— Повернись, — приказал я, оттянул тунику у него на шее и осмотрел спину. Клейма не было. Отпустив раба, я продолжил путь.

— Я не так снисходителен, как дядя Луций. Попробуй только убежать от меня, и спина твоя станет полосатой, как одеяние авгура, — пообещал я. — Убежишь во второй раз — надену на тебя ошейник. Если рискнешь убежать в третий раз, между твоими хитрыми косыми глазенками будет красоваться большая буква «Б». Ты все понял?

— О да, господин. Но судя по тому, что я о тебе слышал, ты не любишь сидеть дома. Если позволишь мне сопровождать тебя, я вдоволь нагуляюсь по городу, и у меня не будет никакой надобности убегать, — выпалил Гермес.

— Посмотрим, — буркнул я.

Мы подошли к старым баням, расположенным поблизости от храма Сатурна, чуть в стороне от Форума. В уличном павильоне я воспользовался услугами брадобрея, который побрил меня и выстриг мне тонзуру, и вошел внутрь. В те дни термы были куда скромнее, чем нынче, но то были самые большие общественные бани в Риме, и внутреннее их убранство отличалось богатством и изысканностью.

Я разделся и, оставив Гермеса в вестибюле сторожить вещи, вошел в холодный бассейн. Обхватил себя за плечи, сжал зубы и окунулся в ледяную воду. Существует множество теорий о том, что холодная вода чрезвычайно полезна для здоровья, и я знаю, что некоторые последователи стоицизма пользуются только холодными бассейнами. По моему разумению, все эти теории — полная чушь. Причина, по которой мы неизменно начинаем посещение бань с холодного омовения, заключается в том, что среди римлян весьма распространено предубеждение против любых удовольствий. Мы уверены, все, что приятно, свидетельствует об изнеженности и развращенности. И только намерзшись в холодном бассейне, мы чувствуем, что заслужили право понежиться в теплой воде.