Владимир Бобренев - Без срока давности

После ареста Алехина Могилевский в очередной раз несколько дней и ночей пребывал в шоковом состоянии. Но судьба оказалась к нему благосклонной. Ведь очень многих сотрудников, принятых в НКВД по протекции Алехина, постигла трагическая участь их шефа.

Над кураторами лаборатории повис какой-то зловещий рок. В должности начальника отдела Алехина сменил Савич. Этот и вовсе, что называется, не удержался в руководящем кресле. Ровно через неделю после назначения он покончил с собой. Во всяком случае, так была официально представлена окончательная версия его скорой и внезапной смерти.

После этого случая началась глобальная реорганизация. Энтузиастом ее стал первый заместитель наркома внутренних дел Лаврентий Берия. Правда, вмешался он в дело слишком поздно. И многих арестованных по приказу Ежова спецов успели расстрелять.

Вместо 12-го отдела эта структура НКВД стала именоваться Вторым спецотделом. Шло повальное омоложение кадров. Руководителем назначили майора госбезопасности Лапшина, который, в отличие от всех своих предшественников, не только уцелел, но и дослужился до генерал-лейтенанта. Заместителем его стал Осинкин — специалист с незаконченным средним образованием, полученным в школе оргпартработы при ЦК ВКП(б).

Кстати, именно Осинкин, перебирая доставшиеся ему в наследство бумаги репрессированного Алехина, наткнулся на интересные протоколы и дневники. В них содержались сведения об исследованиях действия различных ядов на организм человека, бумаги с результатами экспериментов по применению отравляющих веществ в отношении осужденных к высшей мере наказания. Оказывается, Алехин уже вовсю начал заниматься этими вопросами, но в них были посвящены буквально единицы. Арест помешал ему передать «эстафету» своим последователям. Не успел он ввести в курс дела и подобранного им нового начальника спецлаборатории Могилевского.

Как совсем недавно Могилевский, так и Осинкин целую ночь не мог сомкнуть глаз. Хотя поводы для беспокойства у них были противоположными. Если первый боялся обвинений в близких связях с арестованным комиссаром госбезопасности, то второй не знал, как поступить с открывшейся вдруг ему страшной тайной и какие могут наступить последствия, когда будет ясно, что он знает об испытаниях ядов на людях. Угораздило же именно его наткнуться на эти злополучные бумаги. Но решился. Наутро он доложил о своих переживаниях Лапшину, вывалив ему на стол все документы. Но тот даже не стал вникать в эти записи.

— Отнесите все материалы новому начальнику лаборатории Могилевскому, — сразу решил Лапшин проблему. — Это по его части. Пускай разбирается.

Лапшин был человеком дальновидным. Знал, что в сейфах НКВД ничего случайного не лежит. Наверняка все делалось с дозволения, а может быть, и при покровительстве самого высокого руководства. Только вот какого. Ежова или Берии? Тут бы не ошибиться с докладом.

Впрочем, если его не ставят об этом в известность, значит, пока нет никакой необходимости вмешиваться в чужие темные дела.

Осторожность — качество великое. Особенно в неопределенной обстановке тех дней, когда Ежов пребывал в своей должности последние дни. И этот постулат Лапшин усвоил хорошо. Не случайно же он, пожалуй, единственный из руководителей отделов, непосредственно ведавших делами тайной лаборатории НКВД, благополучно пережил смену власти, избежал и расстрела, и психиатрической больницы, и даже сумел уйти из жизни естественным образом.

Как мы сможем убедиться в дальнейшем, эти двое — Лапшин и Осинкин — и позднее не проявляли излишнего любопытства по поводу специфических научных изысканий лаборатории по воздействию ядов на человеческий организм. А после более близкого ознакомления с происходившими в недрах этого заведения делами вообще предпочли не вмешиваться и вполне удовлетворялись официальными докладами Могилевского. Скорее всего, в этой неосведомленности и кроется главная разгадка причин, по которым цх миновали все дальнейшие трагические развязки. Ведь в последующие годы более актуальным и значимым в отношении сотрудников НКВД и госбезопасности вопросом станет не тот, обоснованно или незаконно репрессирован, а почему уцелел, спасся от расстрела и тюрьмы.

Могилевский принимал наследство, входя во все подробности. Кстати, это свойственно людям, не слишком компетентным, когда недостаток профессионализма они стремятся восполнить дотошным изучением всего того, что досталось им в наследство, и внимательным изучением всякого попавшегося на глаза, даже малозначимого, материала.