– Это мадам Стампа, экономка, – с гордостью пояснила монахиня-немка.
Инесс кивнула. Она много слышала об Ингрид Стампа. Член «Института женщин Шенштатта», друг Бенедикта XVI, она вела хозяйство железной рукой. Поговаривали, что только она разбирает тонкий плотный почерк святейшего отца, когда он пишет на немецком.
Невидимая музыкантша осталась за спиной. Они поднялись по мраморной лестнице, прошли мимо еще одного поста гвардейцев и наконец очутились перед двойной дверью.
– Прошу вас проявлять сдержанность, – сказала сестра Бригитта. – Мы входим в личные апартаменты его святейшества.
Немка постучала и вошла. Она была уверена, что Георг на месте, однако в комнате для приемов никого не было. Вероятнее всего, личный секретарь находился рядом с папой в кабинете, где и должна была состояться аудиенция.
Было шесть утра. День едва занялся – мертвенно-бледный свет разливался над острыми зубцами Кордильер. На небе – ни облачка. Почему не идет дождь? Даже росы, и той не было. При каждом его шаге над дорогой взлетала пыль. Едкий запах горящего дерева и углей, застоявшийся на улицах убогой деревушки, усиливал ощущение сухости.
Хавьеру Корредору было сорок, но, как и большинство бедняков в этих местах, выглядел он на шестьдесят. Он не всегда жил в нищете. Было время, когда он получал стабильную зарплату, работая токарем в Лиме. Много удавалось заработать, исцеляя больных. Он родился с даром целителя, и этот дар стал причиной его несчастий. Сколько всего было – чудотворных исцелений, спасенных детей, выздоровевших стариков, вставших на ноги лежачих больных, рассосавшихся опухолей, побежденных инфекций… Кончиками пальцев, очищенным молитвой дыханием он исцелял тех, кого к нему приводили люди. Пока не наступил день, когда он не смог вылечить подростка на последней стадии СПИДа. Юноша умер, а его отец, влиятельный член картеля наркоторговцев Лимы, обвинил в случившемся Хавьера. Наказание последовало незамедлительно: всех членов семьи Хавьера убили, дом сожгли. Ему удалось спастись благодаря другу, падре Диасу, который помог ему, раненному в живот и в бедро, бежать.
Десять лет и восемьсот километров отделяли его от этого драматического события. У Хавьера родилось еще четверо детей в браке с индианкой, которая без конца смотрела телевизионные сериалы, прибираясь в их нищем жилище и вычесывая у малышни вшей. Он торговал курами и кокой на рынке, расположенном на окраине городка Чиклайо. Прибыль от торговли составляла пятую часть его доходов. Оставшиеся четыре пятых он получал, помогая гринго.
Он вышел на изрытую дорогу, по которой плелись, направляясь к своим полям, крестьяне, да бегали грязные собаки, задирая ногу на столбы электропередач. Рекламные щиты на обочинах расхваливали достоинства плазменных телевизоров, напичканных электроникой стиральных машин, оборудованных кондиционерами автомобилей… Разве найдешь человека, который может себе все это позволить, в северной части перуанской сьерры?
Хавьер уже тысячу лет не обращал внимания на рекламные плакаты. Астматические автомобили петляли по дороге, объезжая выбоины. Эта дорога не вела ни в светлое будущее, ни из него.
Воплощением настоящего был для Хавьера красный грузовичок с побитым передком, просевшими амортизаторами, окривевшей левой фарой и облупившимся номерным знаком.
Хавьер вздохнул. Железная рука, сжавшая желудок, не ослабляла хватки. И эта острая боль будет с ним до самого вечера, в компании со страхом и угрызениями совести. Грузовик запаздывал. Бывало, что и вовсе не появлялся. Он приезжал раз в месяц и задерживался на пять-шесть дней – в зависимости от объекта. Хавьеру о его прибытии сообщали полицейские из соседнего городка, которые под предлогом обеспечения безопасности жителей округляли свои зарплаты, облагая повинностью местных торговцев и мелких землевладельцев.
Поравнявшись с Хавьером, грузовик резко затормозил. Усач-водитель посмотрел на него презрительно. Хавьер запрыгнул в кузов, где, прижавшись друг к другу, уже сидели восемь грязных индейцев. Они не встретили его приветствием. Они его боялись. Хавьер сел на корточки напротив них.
Грузовик тронулся, и клубы черного ядовитого дыма вырвались из выхлопной трубы, закрепленной над кабиной. Колеса загрохотали по неровной дороге.
Часом позже он уже шел по тропинке, ведущей в места, пользующиеся дурной славой и расположенные недалеко от долины Гуармей. Он остановился перед пригорком, на котором возвышался всеми забытый деревянный крест. Хавьер не знал, кто и почему его здесь установил. На много километров вокруг не было ни единого поселения.
Читать дальше