Борис Акунин - Весь цикл «Смерть на брудершафт» в одном томе.

Пока еще немногочисленная публика (время было раннее) жиденько поаплодировала. К роялю сел принаряженный Козловский. Вышел Алеша в папахе и белой черкеске с серебряными газырями. Спел для разогрева «Ночь тиха, под луной тихо плещет волна» — и сразу, без перерыва, выдал «Una furtiva lacrima» Доницетти, свою коронную арию.

Тут-то слушатели и взорвались криками «браво!» «анкора!», аплодисментами. На этот аппетитный шум в ресторан потянулись новые клиенты, но солист с поклоном удалился, а конферансье объявил, что выступление русских артистов начнется через час, когда почтеннейшая публика закончит трапезу и перейдет к напиткам.

Сойдя со сцены, штабс-ротмистр обнял и расцеловал певца, что было, конечно, лестно, но физически не очень приятно, ибо князь от волнения сильно вспотел.

— Вы бы, Лавр Константинович, лучше за нотами повнимательней следили. Привираете.

— Ерунда! Буду играть потише, а вы громче пойте.

В первый вечер отдуваться за всю труппу предстояло лишь певцам. У Лютикова и Никашидзе было особое задание.

Баритон и аккомпаниатор остались за кулисами, наблюдая через щель в занавесе, как наполняется зал. К восьми часам не осталось почти ни одного пустого столика, а те, куда никто не сел, были зарезервированы.

— Наши друзья-австрияки пожаловали, — хищно прошептал Козловский, показывая на двух мужчин с военной выправкой. Они сели к одному из заказанных столов и одинаковым, заученным движением обвели глазами зал. — Усатый — майор Фекеш. Рыжий — его помощник, обер-лейтенант Воячек.

Два столика по соседству оставались незанятыми. Конферансье сладчайшим голосом продекламировал:

— На сцене несравненная Клара Нинетти! Ученица великой Айседоры!

Судя по тому, как охотно повернула головы вся мужская часть аудитории, номер пользовался успехом.

Заиграла тихая, странноватая музыка, в зале негромко, но энтузиастически захлопали.

Обернувшись назад, Алеша увидел готовящуюся к выходу девушку, которой минуту назад за кулисами не было. Тоненькая, с коротко стриженными и очень гладкими, будто приклеенными к голове волосами, она скинула длинную газовую накидку, и Романов не поверил своим глазам. На девушке не было ничего кроме легчайшей античной туники, едва прикрывавшей колени! Чулков, и тех не было! Скинув бархатные туфельки, барышня быстро растерла маленькие ступни. Выпрямилась, взмахнула стройной ножкой. Алеша сглотнул. Танцовщица мельком скользнула по нему большими, круглыми, как у куклы глазами, поцеловала висящий на шее крестик и невесомо, будто ступая по облаку, выбежала на сцену.

Судя по восторженным крикам, поклонников у мадемуазель Нинетти было предостаточно.

Ее танец показался Алеше удивительным, ни на что не похожим. Он слышал о «свободном танце», но не видел выступлений Айседоры Дункан, когда та гастролировала в Петербурге, и теперь был совершенно потрясен.

Какая свобода, какая смелость движений, сколько непосредственности, сколько чувства — и сколько чувственности. Неудивительно, что почти все женщины в зале морщились, а почти все мужчины не сводили глаз с этого ожившего лучика света. Впрочем, у луча света не бывает стройных ножек и прелестных плеч, обнажавшихся при каждом воздевании рук. Когда же Клара завертелась в стремительном фуэте, полы туники приподнялись, и по ресторану прокатилось подобие коллективного вздоха.

Алешу толкнули в бок.

— А? — рассеянно спросил он.

— Ослепли вы, что ли? Вон он!

С сожалением отведя взгляд от волшебной плясуньи, Романов вернулся к исполнению служебного долга — стал смотреть туда, куда показывал штабс-ротмистр.

«Президента» Алеша узнал сразу.

Толстогубый человек в подчеркнуто консервативном костюме, но при этом с орхидеей в петлице, медленно приблизился к столу, за которым сидели австрийцы. Те разом поднялись, поприветствовали губастого коротким поклоном, обменялись с ним рукопожатиями.

За шефом Шпионской биржи, немного отстав, шли двое крепких молодцов, шарящих по сторонам профессионально стремительным взглядом.

— Телохранители, — шепнул Козловский, как будто Алеша сам бы не догадался.

Но это был еще не хвост процессии. Третий молодец, очень похожий на двух первых, вкатил в зал кресло на колесиках. Там, прикрытый пледом, сидел ветхий старичок с неподвижной, будто прилипшей улыбкой на морщинистом личике. А позади шествовал еще и четвертый верзила.

— Это наверняка хранитель архива Жубер, — объяснил штабс-ротмистр про инвалида. — Почти никогда не покидает виллу, поэтому его фотографий у нас нет. Но приметы совпадают: паралитик. Зоммер часто в разъездах, но этот всегда на месте… Вероятно, австрийцам нужна какая-то консультация, потому и Жубер здесь. Послушать бы, о чем говорят!